— Ты только что подтвердила именно то, что я подозревала — Рейф последний человек, которому я доверила бы такую… деликатную проблему. Ради бога, он владелец секс-клуба. У него, наверное, каждую ночь разные женщины. Фу.
— Не надо делать из него шлюху, ты, маленький осуждающий ужас, — фыркает Мэдди. — Только потому, что ты слишком боишься окунуть палец в воду, не значит, что все остальные должны воздерживаться.
— Ты права, — говорю я, укоряя себя. В этом проблема воспитания и образования, когда тебе постоянно говорили, что все интересные вещи неправильны и порочны. В конечном итоге ты становишься осуждающим маленьким ужасом.
Просто это… я не знаю. Почему-то чувствую себя разочарованной. Как будто Рейф был моей личной маленькой фантазией в безопасности моей спальни. Он мой сосед. Пока, по крайней мере. Прошлой ночью я боялась, что он приударит за Мэдди. И теперь она говорит мне, что он не только законченный плейбой, как я и подозревала, но и владелец чертова секс-клуба, чтоб его побрал.
Это просто кажется таким… вопиющим.
И каким-то образом это делает его еще более пугающим, если учесть, что он так небрежно совершает то самое действие, которое пугает и дразнит меня больше всего на свете. Фу. Он, вероятно, отправился прямиком туда после нашей скромной вечеринки и трахнул красивую женщину, похожую на модель.
Или, может быть, даже нескольких красивых женщин.
И все это время я прокрадывалась домой, в свою квартиру, и лежала одна в своей постели, трогала себя и представляла его.
Двойное фу.
— Все в порядке, — произносит она. — Знаю, что ты на самом деле не осуждаешь. Ты просто запуталась. Я тоже — просто у меня есть другие способы справиться с этим. Например, трахать все, что движется.
Я пожимаю плечами. Кажется, это справедливое описание нас обоих.
— Но я еще не дошла до сути, — продолжает она.
Я вздыхаю.
— Тогда,
— В клубе полный набор услуг. Очень обширный. — она ухмыляется и понижает голос. — И одна из них — программа для девственниц.
Мои глаза расширяются, и она использует свое преимущество.
— Да, дорогуша. У них на самом деле есть программа для, как они выражаются,
Я все еще пялюсь на нее. С трудом проглатываю кусочек еды, потому что моя нервная система перешла в режим «сражайся или беги», и мой желудок чувствует, что вот-вот извергнет все, что есть.
— Серьезно? — реагирую я.
— Смертельно. Честно говоря, Белль, тебе стоит взглянуть на их сайт. Или поболтать об этом со своим новым сексуальным соседом. Серьезно, малышка. Ты всегда ноешь о том, что все должно быть по-особенному, но горячо, и не хочешь какой-то дерьмовой неловкости. Это твой шанс сделать все именно так, как ты хочешь.
Я сглатываю. Не хочу уступать Мэдди ни на дюйм сейчас, но уже не могу дождаться, когда закончу рабочий день, запрусь в родительской квартире и буду копаться на сайте Алхимии. Не знаю почему, ведь доверять свою «проблему» незнакомым людям — безумие, а платить за секс мне морально противно.
Тем не менее.
Если секс в целом — запретный плод, то это, по-видимому, плод с примесью метамфетамина.
И, как и следовало ожидать, мой мозг мгновенно блокирует малейшую мысль о подобном разврате, в то время как сердцебиение учащается, а под кожей проносятся всевозможные нежелательные ощущения.
Она уверенно кивает.
— Серьезно. Посмотри. Программа называется Раскрепощение.
ГЛАВА 6
Белль
Я отправляюсь в ад.
Я отправляюсь в ад.
Я отправляюсь в ад.
Католическое чувство вины приносит с собой свою особую разновидность иррациональной паранойи. Если слишком долго думать, то понятно, что все очень запутано. Полагаю, это происходит из-за того, что всю жизнь тебе внушали веру в то, что кто-то там, наверху, наблюдает за каждым твоим грехом.
Что Бог знает все.
И ты не можешь спрятаться.
Моя вера в божественное превратилась из слепой веры в чрезмерно продуманную структуру, которой нас учили в школе и в церкви, — в Святую Троицу, окруженную вечными существами, от Девы Марии до Святого Петра и наших архангелов и ангелов — в нечто более эфемерное. И все же, я сохранила свою чертову паранойю.
Не уверена, чего я боюсь больше — кого-то там Наверху или здесь, внизу (а вдруг папа установил камеры видеонаблюдения, о которых я не знаю?), но кем бы ни была моя собственная католическая версия Большого Брата, я всегда чувствую его взгляд.
Вот почему я прикасаюсь к себе только в темноте, под одеялом.
Знаю. Это странно.
Или почему, когда я еду в метро, ставлю аудиокниги на паузу, если они доходят до пикантной сцены. Не могу сидеть и слушать, как кто-то занимается сексом, когда
Сейчас мой инстинкт подсказывает мне спрятаться под одеяло, прежде чем я загляну на этот проклятый сайт, который весь день занимал мои мысли, но та часть меня, которая уже четыре года является совершеннолетней, отговаривает от этого детского поступка.