Раскрыть ладони

Теперь понятно, почему он не позволил мне умереть. Был не в состоянии смотреть, как тратится впустую драгоценнейшее сокровище. А я-то, дурак...

— Извини.

Молчание.

— Я не подумал.

Ровный, ни на кроху не сбивающийся шаг.

— Я просто... немного испугался. Вдруг не справился бы?

Тихое:

— Если бы ты не справился, я бы помог.

Он всё-таки наблюдал? И был готов вмешаться?

— Так почему сразу об этом не сказал?! Почему заставил меня...

— Я хотел, чтобы было принято честное решение.

Ах ты...

— И тебе ведь нравится? Нравится, верно? Ты получаешь удовольствие, ставя людей на грань отчаяния!

Улыбается. Краешком губ.

— А если и так? Я же демон, помнишь? Люди мне безразличны.

Наглый лжец! Безразличны, значит? И он утверждает это после того, как целый вечер и утро тащил меня за уши к жизни?! Не верю! Ни единому слову!

— Врёшь!

Спокойное и усталое:

— Я никогда не вру.

— Ты только что, всего минуту назад говорил...

— О безразличии? Да. Но для меня безразличие означает лишь одинаковое отношение ко всем. К тебе, к тому ребёнку. И к каждому жителю города.

— Одинаково плохое или одинаково хорошее?

Поворачивает голову в мою сторону. Грустное лицо без тени насмешки, но и без следа обиды или раздражения. Зелёные глаза думают о чём-то своём, но взгляд не выглядит отсутствующим. Потому что хотя занавеси не чувствуют его присутствия, демон здесь. В этом мире. В моей жизни.

— Тебе виднее.

Ускоряет шаг, без заминки поворачивая именно в те проулки, куда нужно. Он и сам нашёл бы дорогу, если бы захотел. Без моей помощи.

Может быть, это и правильно. Может быть, мы все должны действовать сами. Как умеем. Как желаем действовать.

* * *

— А я уже думал, не придёте! — облегчённо выдыхает мальчишка, спрыгивая с кованой решётки ворот.

— Немножко задержались, — повинно склонил голову демон. — Позволите испросить прощения?

Достаёт из корзинки леденец и протягивает мальчику. И когда только успел?! Лавочник не давал нам конфет. Значит, Джер сам её где-то взял? Стащил? Нет, на него непохоже. Купил? Но я же всё время был рядом и заметил бы...

Нет. Я витал в своих дурацких мыслях, потом засмотрелся на представление. А демону вряд ли был интересен танец лент, вот он и изучал лотки с лакомствами. Сладкоежка с Полей Отчаяния... Рассказать кому, не поверят.

— Ага! — Леденец прячется в жадно сжатой ладошке. — Вы, это... Поговорите с госпожой Смотрительницей?

Хмуро спрашиваю:

— А надо?

Мальчишка зябко поёживается:

— Она спросила, а я и рассказал... Обо всём. А то бы ругаться стала. А мы не любим, когда госпожа ругается. И сама она не любит.

Надо же, искренне заботится о покое Смотрительницы. Странно. Не помню, чтобы раньше между воспитанниками Дома призрения и его управительницей существовало что-то, похожее на любовь. Или я просто не успел заметить?

И не пытался замечать, если честно. Думал только о себе в те дни. И даже не столько думал, сколько отчаянно старался вернуться. К прежнему ощущению жизни. А возвращения всё не происходило и не происходило...

Мешали сны, в которых повторялась одна и та же история — четверть часа в сыром и тёмном подвале, из которого я выбирался на ощупь, потому что когда пришёл в сознание, масло в лампе давно уже закончилось. Впрочем, о свете я даже не думал, потому что в темноте глазам было легче плакать. Зато когда добрался-таки до выхода, едва не ослеп от солнечных лучей.

Мешал желвак, перекатывающийся с места на место и напоминающий о случившемся. Нет, не так. Не дающий забыть — вернее. А заодно не позволяющий внятно произносить слова и затрудняющий дыхание, пока, наконец, не обосновался в щеке.

Мешало предательство матери, не соизволившей даже попрощаться. Хотя понимаю, как сильно она боялась смотреть мне в глаза. Но что толку в этом понимании? Ничего не вернёшь, ничего не изменишь.

Многое мешало мне тогда. А сейчас? Пелены больше нет? Не узнаю, пока не проверю.

— А вот и наш герой!

За прошедшие годы она не могла не измениться. И всё же узнавалась с первого взгляда. А ещё и тогда, и сейчас вызывала у любого наблюдателя удивлённый вопрос: почему? Почему женщина, не лишённая привлекательности, обладающая недюжинным магическим талантом избрала для себя такой странный путь по жизни?

Сухие пальцы, строго сжатые на костяном веере — игрушке, без которой в жаркие саэннские дни бывает невозможно дышать. Безупречно прямая спина и осанка наставницы дочерей богатого рода. Гладко причёсанные тёмные волосы и тёплые карие глаза. Да, не девочка. Но и не старуха, о чём довольно громко заявляет под складками мантии высокая и пока не нуждающаяся в поддержке корсета грудь.

— Доброго дня, dyesi Вилдия.

Кланяюсь. Не с удовольствием или искренним желанием. Просто не могу не поклониться. Потому что вижу: столпившиеся за спиной женщины малыши одеты чистенько и опрятно, а мордашки, оживившиеся при виде корзины со сладостями, не так голодны, как могли бы быть.

— Ты не забыл моего имени? Право, я удивлена. И мне очень приятно.

— Но ведь вы тоже меня не забыли?

Она улыбается и кивает: