Распахнутая земля

И Берендеево болото, когда мы снова увидели его с Волчьей горы, стало каким-то более ярким и сочным. А вокруг нас все так же серели островерхие крыши земляных сарайчиков, напоминая древнерусский городок; почернела и облупилась старая водонапорная башня; желтели, просыхая на солнце, ряды корчеванных пней, сложенные над обрывами у домов.

Машина остановилась возле дома Коняевых.

Нам Шурик почему-то совсем не обрадовался. Он подрос, стал сдержаннее в своих чувствах, но на его длинном лице отразилась не радость, а скорее непонятное изумление, что он нас видит.

Когда мы сказали ему, что хотим посмотреть стоянку, чтобы подготовиться к раскопкам, и пригласили с собой, он удивился еще больше.

— А что там копать-то теперь? Все и так перекопано! Археологи раскопали, а потом мальчишки…

Теперь пришлось нам удивляться.

— Постой, постой, что ты путаешь? Какие еще археологи? Ты разве нас не узнал? Ведь это мы в прошлом году приезжали…

— Знаю, что приезжали! А после вас еще археологи приехали, тоже на машине. Высокий такой, худой, сердитый… — Шурик назвал имя человека, которого я хорошо знал. — Вы не стали копать, а он копал. Два дня они там были, у нас останавливались. Потом в школу заехали, все находки забрали, у ребят всё взяли. Потом уехали. Они много там ям нарыли, всю стоянку перекопали…

— А потом?

— А потом уже ребята. Мы археологов спрашивали: приедете еще? Нет, говорят, не приедем. Значит, все выкопали. Ну и всю осень наши ребята там копали! Череп человеческий нашли, копье с ним… Да туда не только наши со второго участка ходили — там и с центрального были, и из Черняева. Им близко! Видите, вон деревня за болотом?..

Мы стояли ошеломленные. Можно было предположить все, но только не такой нелепый исход Берендеева!

Ну хорошо: приехал, посмотрел, собрал материал. Была бы возможность, я бы всех археологов пригласил раскапывать Берендеево: больше разных мнений, больше гипотез, больше интересных соображений. Но зачем шурфовать? Шурф приходится закладывать на поселении только в том случае, когда на поверхности ничего не видно, надо выяснить залегание слоев, определить культурную принадлежность и время памятника.

Больше того. Шурф должен закладываться с таким расчетом, чтобы потом он вошел в систему раскопа.

Я не решился начать маленький раскоп, чтобы не разрушать стоянку, чтобы после нашего отъезда у ребят не было соблазна ковыряться в нем.

Шурик утверждал, что ребята честно выполнили свое обещание и на стоянке ничего не трогали до приезда Крайнова.

Когда он уехал, оставив шурфы даже незасыпанными, начался разгром…

9

На стоянку мы приехали мрачные. Не хотелось разговаривать. Не хотелось смотреть.

Берендеево кончилось. Рухнула мечта, с которой мы жили весь год. Все пространство черного прямоугольника, где лежали остатки построек, теперь было перевернуто, перекопано ямами, засыпано черепками и костями еще больше, чем в прошлом году. Черепки были ребятам не нужны — они искали только хорошие орудия. Торчали растрескавшиеся и измочаленные сваи. Почему-то было очень много бересты.

Среди ям виднелись оплывшие квадратики шурфов — метр на метр, расположенные по всем правилам археологической науки: вдоль и поперек они пересекали стоянку. А вокруг них как будто трудились тысячи кротов или кабанов.

Я смотрел на эти остатки, и в горле шевелился терпкий комок. Это было чудовищно. Мне хотелось плакать. Это было невероятно. Я мог сколько угодно корить себя, что не начал раскопки прошлой осенью на свой страх и риск; оправдывать себя, что действовал именно так, как должен действовать археолог, а не кладоискатель; снова корить и снова оправдывать. Еще не начав работу, экспедиция прекращала свое существование.

Оставалось опять вернуться на плещеевские дюны. Вести там раскопки и ждать, когда на Берендеевом болоте найдут еще одно такое поселение. Но подсознательно я чувствовал, что это — одно-единственное. Все остальные, которые могут быть, — другие…

— Что ж ты в Москву нам не написал? — упрекнул Шурика Хотинский. — Я же тебе адрес оставлял!

— Я хотел, да потом подумал, что вы и так все знаете, что так нужно, — оправдывался Шурик, на которого нелепость и трагичность всей этой истории тоже подействовали удручающе. — Ведь археолог же он!..

Чтобы отвлечься от горьких мыслей, я начал собирать все, что валялось на поверхности. Но делал это скорее по привычке, механически. Не было ни одушевления, ни напряженности поиска, которые не оставляли меня в прошлый раз. Казалось, был нарушен сам смысл того, что я делаю, Хотинскому нужны были образцы торфа, лежащего под слоем. Взяв лопату, он начал расчищать небольшую площадку возле юго-западного угла прежнего настила, где не было шурфов и ям.

Шурик, сбегав к машине за лопатой, взялся ему помогать, чтобы хоть чем-то загладить свою оплошность.