Распахнутая земля

— Ну ладно! — сдался Карасев. — Только ведь это предположение, гипотеза, доказательств прямых у нас до сих пор нет, учтите! Когда Александр Македонский отправился в Индию, начальником над Понтом он оставил некоего Зопириона… Зопирион, полководец Александра, полагал, что он может показаться бездельником своему победоносному властителю, если не предпримет на свой страх и риск какое-либо мероприятие. Поэтому, как сообщают древние авторы, он собрал около тридцати тысяч войска и пошел войной на скифов. Излишнее усердие часто кончается плачевно. Войско Зопириона было полностью разбито, а сам он убит. Где произошло это сражение, как далеко продвинулся в Скифию Зопирион, — ничего не известно. Поход Зопириона должен был окончиться в 331 году до нашей эры. Возможно, полководец дошел до Днепра, потому что Аммиан Марцеллин упоминает о существовании Александровых алтарей у берегов Борисфена. Но больше всех сообщает об этих событиях римский историк Макробий, который писал, что борисфенты, осаждаемые Зопирионом, отпустили на волю рабов, дали права гражданства иностранцам, изменили долговые обязательства и таким образом могли выдержать осаду врага.

По-видимому, свобода города висела на волоске. Осада велась по всем правилам эллинского военного искусства: тараны били в стены и в ворота, в город летели зажженные стрелы и огромные камни, разрушавшие дома и храмы. Пострадал, конечно, и теменос, — не случайно Карасев обнаружил под слоем лесса столько мраморных осколков и пустые постаменты статуй и декретов. Но Зопирион Ольвию не взял и вынужден был отступить.

В ознаменование победы ольвиополиты, по-видимому, решили не просто заново отстроить город, но и полностью его перестроить, в первую очередь храмы и другие общественные здания, украсив их и расширив. Отсюда и «захоронение» остатков теменоса, постройка гимнасия, дикастерия и «Большой стои»…

6

Обычно развалины античных городов предстают перед современным зрителем в безжалостном свете дня, который обнажает каждую трещину каменной кладки, все непоправимые изъяны и бреши, что нанесло им сокрушительное время. И только голубизна неба, синь моря и жаркое солнце напоминают о полдне жизни, царившем некогда среди этих камней.

В Ольвию я попал осенью, когда не переставая дуют восточные и северные ветры, — рвут одежду, сбивают с ног, и весь воздух наполнен звенящим гудом; когда море бурно, а луна, багровая и тревожная, поднимается в зловещем тумане над неуютной, сухой землей; несутся с ветром и забиваются к подножию каменных стен колючие кустики перекати-поля… Беспричинный трепет охватывает тебя, чувство одиночества и заброшенности, и тянет к огню, в замкнутый квадрат дома, к человеческому теплу.

Так я стал сопричастен ощущениям древних ольвиополитов, для которых с концом лета, с северными ветрами начиналась зима, холод и одиночество. Нечего было ждать далеких парусов на горизонте, гостей и купцов из теплого Средиземноморья. Ольвиополиты оставались одни, отсеченные стеной и рвом от пустынных и опасных степей, уходящих на север, к гиперборейцам.

…Низкие, маленькие здания, узкие улочки с белыми глухими стенами, в которые бьется ветер. Мерзнут ноги. Скоро наступит время, когда придется снять легкие сандалии и надеть башмаки скифа, закутаться в плащ, подбитый козьей шкурой, натянуть шапку, прикрывающую уши. Скоро мальчики вернутся к занятиям в гимнасий, опустеет рыбный рынок и замерзнет вода в большой цистерне… Но свет очага и глиняного светильника озаряет свитки гимнов Гомера, звучат ласкающие слух и колеблющие сердца строфы Сафо и Алкея; снова плутоватые герои Аристофана, как в театре летом, вызывают смех, а посвященные беседуют о правоте Демокрита из Абдеры или о изящной мудрости Платона… Пусть Эллада далеко — очень далеко от холодной и угрюмой Скифии, — но и на скифской земле цветут ее цветы…

Нет, прошлое не только любопытно или поучительно! Спускаясь в прошлое, открываешь не только его, но и самого себя, прислушиваясь к собственным чувствам, мыслям, ощущениям, отзывающимся — как на звук отзывается чувствительный камертон — на такие мелочи, как аромат розового масла, пролитого неведомой куртизанкой, как вытертая в камне щель, куда прятал ключ распределитель воды, или рассыпанные псефы, определившие чью-то судьбу. Да, именно такие сугубо человеческие проявления только и способны перекинуть незримый мост между настоящим и прошлым.