Распятие невинных

Первой реакцией Хелены было удивление: почему сосед не поздоровался. Страх пришел, когда рука в перчатке стиснула ее запястье и прижала к животу. Хватка была крепкой и безжалостной, и Хелена начала задыхаться. Она попыталась податься в сторону, но рука незнакомца тут же сдавила еще сильнее, выталкивая из легких остатки воздуха.

Она резко откинула голову назад, потом рванулась вперед, чтобы набрать воздуха, закричать и позвать на помощь, и на какое-то мгновение они оба замерли, не шевелясь, застыв в смертельных объятиях. В ее глазах потемнело, а в легких появилось тупое ощущение пустоты. Она теряла сознание. Затем хватка ослабла, позволив ей сделать единственный вдох.

Хлороформа.

Не дышать, не дышать — была ее единственная мысль. Нельзя вдыхать хлороформ. Из последних сил она прижала язык к зубам, чувствуя, как из груди выпрыгивает сердце. Она пыталась сообразить, как он стоял. И решила дать телу обмякнуть, чтобы он понял, что она сдалась и он победил. Одной рукой он прикрывал ей рот, упираясь локтем в грудь, а другой по-прежнему крепко прижимал к себе за талию. Ее голова упала, и она подалась вперед, рассчитывая, что под тяжестью ее веса ему придется сделать шаг. Ее тело обмякло еще больше, и она умоляла судьбу, чтобы он хоть на тысячную долю секунды потерял равновесие. Но вместо этого она почувствовала, как в живот медленно и без всякой боли входит нож.

Машина Андерсона была шестой в очереди на светофоре у Грейт-уэстерн-роуд, а ряд, зарезервированный для автобусов, по привычке никто не занимал. Он взглянул направо, где через лужайку стоял Керкли-террас: у Макалпинов свет нигде не горел. В пустом, безжизненном доме никого не было.

Хелена услышала крик, отозвавшийся в ее голове громким эхом, отчаянный предсмертный крик, разрывающий барабанные перепонки. Она собрала последние остатки сил. Она умирала и знала это. Под тяжестью своего тела она все больше наваливалась на нож, и отчаянный крик был ее собственным. Где-то наверху мелькнул огонек, что-то изменилось. Она чуть приподняла плечо — на полдюйма, дюйм? Что-то сильно ударило в живот, но хватка ослабла, а потом ее отпустили совсем. Ничего не видя, она по-прежнему чувствовала движение ножа и упала на бок возле ступенек. Ударившись лбом о мокрый бетон и почувствовав, как к лицу прилипают песчинки, она потеряла сознание.

Глядя на Керкли-террас, Андерсон, несмотря на потоки дождя, заливавшие боковое стекло машины, заметил темную бесформенную фигуру, торопившуюся в сторону дороги. Почти бегущую. В этой фигуре было что-то странное. Слишком много одежды для бега трусцой. Андерсон быстро переключил на заднюю передачу и, вывернув руль, сумел-таки выбраться из потока стоящих машин. Он выскочил на встречную полосу, резко нажал на газ и, проскочив на красный, через мгновение очутился у дома Макалпинов. Там по-прежнему было темно, но во всех соседних домах зажегся свет.

Хелена лежала скрючившись у ступенек своего дома; ее вывернутая голова упиралась в кирпич. Темная струйка сочилась из уголка рта, лицо поражало неестественной бледностью. На лбу была ссадина, из которой тоже капала кровь, пачкая волосы.

— Хелена? Хелена! Ты меня слышишь?

Он просунул руку под воротник и нащупал слабый пульс, который с каждым ударом сердца становился все тише. В дверях показался мужчина в наброшенном сверху шерстяном халате и крикнул кому-то, чтобы вызвали полицию.

— Я из полиции, вызывайте «скорую», — скомандовал Андерсон. — Быстрее! — Заметив нерешительность соседа, он одной рукой неловко вытащил свое удостоверение и поднял над головой.

— Мы услышали крик. С ней все в порядке?

— Нет, не все. Ей нужна «скорая». И быстро.

Андерсон видел, что на лестнице собралась небольшая группа жильцов, слышал сочувственные возгласы, и наконец чей-то властный голос сказал, что «скорая» уже выехала.

Мужчина в шерстяном халате спустился со ступенек.

— Не трогай ее, сынок. Айрин! — крикнул он, уверенно взяв Хелену за руку и нащупывая пульс. — Неси полотенца. И одеяло.

Айрин, спускавшаяся со ступенек, тут же повернулась и бросилась наверх, и ее тень запрыгала в отблесках мигалки полицейской машины. Внизу показался луч фонарика.

— Прочешите все вдоль главной дороги — ищите одиноких мужчин. Передайте по рации: это Кристофер Робин, — быстро и резко распорядился Андерсон.

Луч удалился, и послышался треск переговорных устройств. Подъехала еще одна машина, и голос из темноты спросил:

— Она пострадала?

— Да, — слабо отозвалась пришедшая в себя Хелена. — Господи! Как же больно!

— Не разговаривай, Хелена, тебя сейчас отвезут в больницу, — нахмурившись, покачал головой сосед. Андерсон медленно поднял руку, увидел, что по его ладони течет кровь, и только тогда сообразил, что лужа, в которой он стоял на коленях, была теплой.

На подходе к Керкли-террас Макалпин отпил из горлышка и засунул бутылку с виски в карман пиджака. Через кроны деревьев вдоль дороги ярко светились окна четырехэтажных зданий в стиле неоклассицизма, поднимавшихся к холму от центра города.

Только его дом одиноко стоял в полной темноте.

Значит, включить свет там было некому.