Распятые любовью

– То есть, он реально сидел в лагере, будучи сотрудником КГБ? – опешил я.

– Реально, – кивнул Копытин. – В общей сложности девять лет. Сейчас молодых сотрудников консультирует, обучает, как стать «правильным» зэком. Наш ровесник. Очень грамотный мужик. Так вот у него теперь сын служит в ФСБ.

– Тоже в лагере сидит?

– Нет, у этого другой профиль. Я о другом. Сын рассказывает, какова сейчас тенденция в органах. Проталкивается мысль, причём настойчиво и усиленно, о том, что

В 1960-е годы, когда были подготовлены итоговые справки МВД СССР о количестве осуждённых ВЧК, ОГПУ, НКВД за 1921-1953 годы, были сформированы мифологизированные представления о причинах и реализации репрессий. Оказывается, в те времена Сталина незаслуженно демонизировали, количество репрессированных значительно завысили, а самих репрессированных незаслуженно героизировали. Но самое главное, как теперь выясняется, большинство заявлений Хрущёва в докладе на ХХ съезде КПСС были лживыми, и теперь, дескать, те мифы продолжают распространять. Ты понял, Борька, в 1956 году доклад никто не оспорил. А почему? Да потому что слишком много было очевидцев сталинских преступлений. Ведь при нём убирали всех, кто был не согласен с режимом или кто-то чем-то отличался. Ты думаешь, почему устраняли твоих собратьев по голубой крови? Потому что вы же другие, не такие как все. Вы фактически диссиденты, вот вас и сажали, как контру. Чего там опровергать? Можно было и в глаз получить. При Брежневе хоть и не ругали Сталина, но и не нахваливали. При Горбачёве ты, наверное, уже и сам помнишь, уже взрослый был, в армии служил, в тюрьме посидел, люди узнали ещё больше правды. Потом был Ельцин, а теперь и сам чекист пришёл к власти, и вот когда прошло сто лет со дня октябрьского переворота и гражданской войны, девяносто лет после коллективизации, восемьдесят лет с массовых репрессий, семьдесят лет со дня победы, шестьдесят лет со дня доклада ХХ съезду, пятьдесят лет как турнули Никитку. Вот теперь можно и усомниться, подправить, подчистить сознаньице народа, подсказать ему, что, мол, ребята, мы слишком много наговорили, а на деле Иосиф Виссарионович всё делал правильно, и мы готовы брать с него пример. Ну, типа готовьтесь, вашу мать!

– А откуда такие выводы? Почему так резко? – спросил я.

– Боря, недавно у чекистов прошла V-я межрегиональная конференция «Органы безопасности России – 100 лет в системе развития государственности», посвященная 100-летию образования ВЧК ОГПУ, где прямо заявили, что большинство современных материалов о репрессиях тридцатых годов страдает излишней эмоциональностью и отсутствием анализа предпосылок, хода и последствий этих репрессий. Вот и приехали. И знаешь, кто это докладывал? Александр Броколев, начальник Архивного специального департамента Свердловской области. Это там, где замочили всю царскую семью. Заговорил об излишней эмоциональности! Во как! Сглаживая прошлый произвол, упор делается на неточность цифр, мол, и Солженицын врал, и другие арестанты. Вы сами-то все архивные документы видели? Циферки они считают и доказывают, что были неточности, что миллион расстрелянных – это не так ужасно, не так много. Упыри умыли от крови руки и взялись нас перевоспитывать. Кстати, Борька. Для тебя есть новость неприятная.

– Что такое? – испуганно спросил я.

– Сказали, что статью за гомосексуализм возвращают, и всех голубых принудительно будут отправлять лечиться на Сахалин.

– Да ты что? – остолбенел я. – Это кто тебе такое сказал?

– По секрету один очень информированный товарищ из администрации президента, – цокнул языком Копытин.

Я почувствовал, как у меня на лбу выступили капельки пота.

– Мне кажется, это… да не может такого быть! Скажи, что ты пошутил.

Копытин громко рассмеялся и сквозь смех произнёс:

– Ну, конечно, пошутил, дурачок, ты чего так испугался? Я смотрю, морда у тебя какая-то слишком довольная, думаю, а ну-ка дай прощупаю друга…

– Да ну тебя, – махнул я рукой, – так и до инфаркта доведёшь. Я уж было поверил.

– Видишь, у нас в стране можно, во что угодно поверить, – поднял вверх палец Копытин. – Ты только что это подтвердил, и я уже ничему не удивляюсь.

Глава 5

Вечером раздался звонок. Я взглянул на дисплей телефона – звонила жена.

– Да, слушаю! – коротко ответил я.

– Боря, здравствуй! Почему не звонишь, ты где? Я же волнуюсь.

– Да решил не мешать вам, думаю, наверное, легли поздно…

– Так и есть, – устало подтвердила жена. – Я сегодня даже взяла отгул, всю ночь не спали. Ты где?

– Ночевал в гостинице, – соврал я. Мне не хотелось, чтобы мои проблемы неожиданно завладели полностью вниманием Владимира. Узнав, что я у него, Галина обязательно приедет сюда.

– В какой? – спросила Галина.

– Это не имеет значения, – твёрдо произнёс я, чем ввёл Галину в замешательство.

После непродолжительной паузы она с обидой в голосе спросила:

– Ты и гостиницу от меня скрываешь? Ну, вы поссорились с Серёжей, а я-то тут при чём? Будешь теперь и от меня прятаться?