«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

^{Письмо финансовой миссии Японии в Банк Англии о сроках доставки золота из Владивостока в Японию и Канаду. 30 июня 1916. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]}

Так что когда 3 июля 1916 г. корабли прибыли во Владивосток и на траверзе Крестопоклонной (Крестовой) сопки обменялись с береговой батареей на мысе Голдобина салютом наций, то портовый город, как и весь остальной мир, уже был осведомлен об их походе. Крейсеры стали на бочки в бухте Золотой Рог рядом с Адмиралтейской пристанью. По иронии судьбы, эти крейсеры заходили в гавань Владивостока не впервые. Если не принимать во внимание тот факт, что оба они участвовали в 1904 г. в рейде на Владивосток и нещадно, но с малым успехом обстреливали его гостеприимных жителей, то в первый раз они побывали там 24 августа 1911 г., когда привели возвращаемый России в качестве жеста доброй воли пароход «Ангара», захваченный во время русско-японской войны.

А дальше все завертелось в уже знакомом хороводе: в честь прибытия японского отряда вице-адмирал М. Ф. Шульц дал очередной торжественный обед. Комендант Владивостокской крепости генерал-лейтенант Д. Д. Крылов[652], командир порта контр-адмирал П. В. Римский-Корсаков произносили хвалебные тосты союзникам. Им внимали, не забывая опустошать бокалы, контр-адмирал Кэндзи Идэ с офицерами своего штаба, командиры крейсеров, консул Мотонобу Номура. Затем хозяева смогли ознакомиться с японским гостеприимством — контр-адмирал Идэ дал ответный обед на борту крейсера «Касуга».

А само золото прибыло во Владивосток около недели назад и было незамедлительно перегружено на борт минного заградителя Сибирской флотилии «Монгугай»[653]. В процедуре передачи золота японцам приняли участие контр-адмирал П. В. Римский-Корсаков, чиновники Государственного банка Н. А. Лавровский, А. Д. Смирнов, С. Н. Смирнов, В. В. Норман, Г. Э. Юз, специально прибывшие для этой цели во Владивосток, а также офицеры штаба Сибирской флотилии.

3 июля 1916 г. в течение двух часов (с 15 до 17), обильно обливаясь потом, матросы с «Монгугая» перегрузили на «Ниссин» 471 ящик золота — партию, предназначенную для транспортировки в Канаду. А к 20 часам управились и господа: процедура приема-передачи груза завершилась. Старший ревизор крейсера выдал Н. А. Лавровскому расписку в том, что «471 ящик (с золотом в слитках и монете) будет доставлен из Владивостока в Эскуаймолт».

А в Петрограде в тот же день 3 июля 1916 г., когда во Владивостоке уже наступила глубокая ночь, состоялось заключение русско-японского секретного военно-политического союза сроком на пять лет. Соглашение сие было высочайше санкционировано императором Японии и подписано министром иностранных дел Сазоновым и послом Японии в России Итиро Мотоно. Многие исследователи полагают это вынужденным шагом с российской стороны, поскольку Россия в условиях войны крайне нуждалась в поставках вооружений и других материалов из Японии. Но ларчик оказался непрост: по «доброй традиции» к соглашению прилагались секретные протоколы. А это означало, что в случае объявления войны Японии или России другая договаривающаяся сторона, «по просьбе (demande) своей союзницы, придет ей на помощь, и в таком случае каждая из высоких договаривающихся сторон обязуется не заключать мира без предварительного согласия другой договаривающейся стороны» (ст. 2)[654].

^{Крейсер «Касуга». 1905. [Из открытых источников]}

И хотя, безусловно, общественность проинформировали только об открытой части русско-японского соглашения, сомнений в его военном характере ни у кого не возникало. Противники царского режима тут же постарались использовать этот факт, чтобы повысить накал недоверия между Петроградом и Лондоном. На Темзе уже и так подозревали союзника во всех смертных грехах, вплоть до готовности к сепаратному миру с Германией.

Вполне допускаю, что британская разведка располагала информацией о наличии подобного рода настроений и в самом Берлине. И она не ошибалась. В июле 1915 г. начальник германского Генерального штаба генерал Э. Фалькенгайн «предложил политическому руководству войти с Россией в переговоры о соглашении, причем он подчеркивал, что с военной точки зрения достижение мира на востоке имело бы столь большую цену, что отказ от территории по сравнению с таковым достижением не играл бы решительно никакой роли. При таком положении дел начальника генерального штаба не пугала также мысль о том, что этим была бы приготовлена, вероятно, тяжелая участь [выделено мною. — С. Т.] для балтийцев немецкого происхождения. Участь целого была важнее участи небольшой части»[655]. Жаль, что в Вильнюсе или Риге давненько не перечитывали воспоминания немецкого генерала, если вообще читали.