«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Идею приглашения Вандерлипа поддержал Чичерин. Ленин поначалу был не склонен этого делать, предложив, чтобы предварительно за границей с ним встретился Красин. И такая беседа, как утверждает Литвинов, имела место в Стокгольме. Далее Литвинов и Чичерин настояли, и 21 августа 1920 г. Ленин поддался. Вандерлип прибыл в Москву 17 сентября. Комиссия из представителей ВСНХ, НКИД и НКВТ по итогам переговоров 1 ноября согласилась предоставить синдикату Вандерлипа концессию сроком на 60 лет на эксплуатацию нефти, угля и рыболовства Приморской области и Камчатки, причем на весьма заманчивых для американцев условиях: синдикат после проведения изысканий и начала работ «отчисляет — натурой или в долларах — в пользу советского правительства 2,5 % всех вывозимых им продуктов нефтяных и угольных промыслов и 5 % всех рыбных продуктов»[1323]. Безусловно, для такой сговорчивости Москвы существовала своя причина. Главную идею всей комбинации сформулировал Литвинов, кратко подведя итог: «…иными словами, мы должны одной этой концессией купить дружбу Америки». Еще определеннее выразился Владимир Ильич, который, раздумывая, как соблазнить американцев, указал: «Не добавить ли к товарам oil?»[1324] Так и написал — «OIL». Вот оно, волшебное слово: Сезам откройся! Что тогда, что сейчас. Куда уж конкретней? Однако при этом Москвой выдвигалось одно весьма важное условие: договор вступает в силу лишь по восстановлении в срок до 1 июля 1921 г. между Россией и США «нормальных отношений де-факто».

Для советской дипломатии не составляло секрета, что на самом деле синдикат выступает лишь в роли посредника, ибо подразумевалось, что получаемая им концессия будет передана за комиссию правительству США. Как утверждал Вандерлип, синдикат (читай: правительство США) хотел бы «по примеру Аляски» купить у России Камчатку, все близлежащие острова и много чего другого, предлагая… 20 млн долларов. При этом предполагалось создание там базы ВМС США! Как видим, Вашингтон явно жадничал: за Аляску было заплачено 7,2 млн долларов, а здесь и доллар уже не тот, и сумма не очень-то привлекательная. Но, по-видимому, американцы считали, что Россия куда в более тяжелом положении, чем во времена Александра II.Так что и церемониться нечего. Поскольку наше исследование о золоте, то для лучшего понимания отмечу, что 20 млн долларов стоило тогда, по текущим котировкам рынка, немногим более 35 тонн чистого золота. Запомним эту цифру: 35 тонн. Нам будет с чем сравнить.

Однако именно это условие о восстановлении «нормальных отношений де-факто» США не выполнили в срок, соответственно и концессионный договор с Вандерлипом не был окончательно оформлен и не вступил в силу. Не помогло и специальное обращение ВЦИК к конгрессу и президенту США с предложением дружбы и сотрудничества. Официальный Вашингтон остался глух. «Мы нарвались на отказ Гардинга», — написал по этому поводу Ленин[1325]. Но Вандерлипа это не смутило. Он не сдавался. Американец полагал, что не все потеряно, и определенно считал: Красин — единственный человек в советском руководстве, способный взглянуть на его деловое предложение глазами бизнесмена, тем более что тот поддерживал идею внедрения концессий в России. И в марте 1923 г. Вандерлип выходит в Берлине на Красина с просьбой помочь сохранить за ним концессию, обязавшись увеличить отчисления от доходов до 4 %. Но после внезапной смерти Уоррена Гардинга стало ясно, что администрация США более не заинтересована в проекте. И он остался на бумаге.

Я же только добавлю, что надежды «двойника» Вандерлипа хорошо поживиться на концессиях в России выглядели уж очень романтическими, реальность оказалась более суровой. Но, судя по всему, в Лондоне, где вынашивали собственные планы освоения богатств России, были несколько озадачены результатами работы Шеридан в Москве. С одной стороны, они великолепны. С другой — ее кураторов в спецслужбах терзали сомнения: а не инфицировалась ли она вирусом в России большевизма? Однозначного ответа на этот вопрос не мог дать никто, а брать на себя ответственность также никому не хотелось. К тому же весьма нервно повел себя в отношении родственницы Черчилль, которому в подобной ситуации совершенно не улыбалось принимать на себя политические риски. Ведь так легко одному из журналистов указать на Уинстона пальцем с воплем: «Смотрите, его кузина „красная“ — пособница большевиков!»