«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Сам Красин тоже не сидел сложа руки, добиваясь изоляции Ломоносова, обрывая его деловые связи в советском загранаппарате. К тому времени Красину удалось нейтрализовать важное звено в схеме поставки золота, выстроенной Ломоносовым, — Гуковского. В Ревеле у Леонида Борисовича были свои верные люди, знакомые ему по работе на заводе фирмы «Сименс» и пользовавшиеся его доверием, в частности инженер Анчиц[1553]. Им-то и поставили задачу нейтрализовать всех, на кого мог опереться Ломоносов, создать вокруг него вакуум. Анчиц подробно информировал Соломона о «делах Гуковского и его сподвижников, иллюстрируя отдельными фактами ту мощную картину хищничества, грабежа и мошенничества, и разврата, и разгула, которые царили» среди советского персонала полпредства в Ревеле[1554]. А Соломон, у которого с Красиным установились самые тесные отношения еще со времени работы на строительстве Кругобайкальской железной дороги в 1896 г. (а вновь они сблизились, когда Красин в 1918 г. входил в состав советской делегации на переговорах в Берлине, где Георгий Александрович работал в представительстве РСФСР), действовал уже по указаниям Леонида Борисовича. Надо сказать, что в их отношениях уже тогда сложилась четкая иерархия: Красин покровительствовал старому другу, тот незамедлительно доводил все ставшие ему известными сведения до ведома Леонида Борисовича.

Соломон люто ненавидел Ломоносова, считая его авантюристом и жуликом, и стремился буквально с первых дней существования РЖМ затруднить ее деятельность, попросту не отвечая на обращения профессора. Поскольку Ломоносов не мог обойти Соломона в силу его служебного положения ответственного за прием и отправку далее русского золота в Ревеле, то ему не оставалось ничего иного, как жаловаться Красину. «Мудрый[1555] не ответил ни на одну мою телеграмму о перевозке товара и сносится непосредственно с Гуннаром, совершенно игнорируя меня, — скулит он в одной из телеграмм, отправленной из Берлина в декабре 1920 г. — Еще раз подчеркиваю, что все мои старания исполнить ваши указания разбиваются об упорное нежелание Мудрого сноситься со мной». Красин был вынужден успокаивать Ломоносова, в то же время указывая, что у того есть более приоритетные задания: «Соломону даны указания быть полном контакте с вами. Отправка должна быть произведена им ввиду необходимости согласования с другими аналогичными операциями»[1556].

Воспользовавшись подготовкой к Генуэзской конференции (10 апреля — 20 мая 1922 г.), Красин во время своего пребывания в Москве решил одернуть зарвавшегося Ломоносова. Дело в том, что ее западные участники выдвинули к Советской России претензии на 39 млрд зол. руб. Понятно, сумма для экономики России совершенно запредельная. Надо признать, Красин достаточно точно выбрал момент, когда счел целесообразным нанести удар. Он нужен Ленину в Генуе, ведь в конференции предполагается участие Ллойд-Джорджа, с которым Леонид Борисович продолжал встречаться, и лорда Керзона, а разговаривать с ними на равных из советских представителей мог тогда только один человек — Красин. Других в резерве у вождя не имелось. И они оба это знали. Надо сказать, сам Ллойд-Джордж очень рассчитывал, помимо Красина, переговорить в Генуе и с самим Лениным. И был, как утверждает находившийся вместе с ним Силвестер, «весьма расстроен, узнав, что Ленин не приедет»[1557].

Так что момент для того, чтобы поднять вопрос о прекращении удовлетворения аппетитов совершенно распоясавшегося главы РЖМ, несмотря на, казалось бы, недавно продемонстрированное ему полное доверие В. И. Ленина, выбран вполне удачно. А Ломоносов предъявляет все новые и новые требования на золото, якобы для закупки по специальным указаниям Ленина машин и товаров, даже не имеющих отношения к железным дорогам, в частности водных турбин. Причем все на том же заводе «Нюдквист и Хольм».