«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Безусловно, оскорбительно. Но особо Красина задевало то, что путейцы с подачи Ломоносова называли его «дилетантом». Вероятно, для Красина это было особенно обидно, поскольку в 1894 г. после солдатской службы и отсидки в тюрьме он идет простым рабочим на строительство железной дороги в г. Калач Воронежской губернии. Но ненадолго — благодаря неоконченному инженерному образованию быстро выдвигается в десятники. Его столь стремительное продвижение «по службе» настораживает жандармерию, которая отвечала за полицейское обслуживание железной дороги. Красина вновь арестовывают и ссылают в 1895 г. после отсидки в тюрьме в Воронеже на три года в Сибирь, аж в Иркутск. Здесь он опять устраивается работать на «чугунку», сначала чертежником, а затем и инженером, успешно руководя строительством насыпи участка Байкальской железной дороги, занимаясь проектированием Кругобайкальской дороги. За отличные результаты ему резко повышают зарплату и даже сокращают на год срок ссылки. Учась в технологическом институте в Харькове, Красин занимается топографическими съемками, некоторое время работает на железной дороге Петербург — Вятка. Затем по приглашению знакомого по Петербургскому технологическому институту, Р. Э. Классона[1474], к тому моменту технического руководителя акционерного общества «Электросила» и тоже, кстати, члена одного с Красиным революционного кружка, строит Биби-Эйбатскую электростанцию в Баку на Баиловском мысе на берегу Каспия для немецкой компании «АЭГ». Предполагалось, что станция будет обеспечивать электричеством все бакинские нефтепромыслы: от этапа бурения скважин до очистки готовой нефти[1475]. В дальнейшем их пути еще не раз пересекутся, в том числе и в фирме «Сименс».

Но Ломоносова отношение к нему прежнего патрона мало уже волнует, ведь он приобрел куда как более мощного покровителя. Хорошо изучив особенности характера Красина, Ломоносов выработал четкую линию поведения в отношениях с ним: действовать дерзко, нахально, не опасаясь вспышек гнева и первой нервной реакции, понимая, что никакого продолжения с его стороны не последует.

Красин тоже не бездействует. Он ищет дополнительные каналы сбыта золота и выхода через третьи страны на американский рынок. С этой целью по его инициативе с 10 января 1921 г. организуется турне по ряду стран, начиная с Италии и Испании, юрисконсульта РЖМ Лазерсона, а точнее «доктора Ларсона». И хотя последний действует вроде бы по поручению Литвинова, Красин, минуя все инстанции, состоит с ним в активнейшей личной переписке, проявляя к нему особое доверие и уважение, именуя Лазерсона Морисом Георгиевичем. «Лазерсон, конечно, меньшевико-подобный спец и для работы в Советской России едва ли годится по своей мягкотелости и несклонности переносить лишения, но я имею все основания считать его абсолютно чистоплотным и добросовестным человеком; знания же финансового дела и связи у него очень хорошие»[1476], — пишет Леонид Борисович Лежаве[1477] и Крестинскому[1478]. Но «доктор Ларсон» явно себе на уме и обо всех шагах также подробно информирует своего формального начальника Ломоносова.

Поначалу главный поток прошедшего в Швеции аффинаж и имеющего теперь клеймо Риксбанка[1479] российского золота шел в Германию, где действовало отделение РЖМ. Однако зачастую формально отправленное в адрес германских банков, в частности «Дойче банка», золото, предназначенное для оплаты услуг немецких производителей, даже не покидало пределов Швеции. Этот металл по приказу «Дойче банка» отгружался Риксбанку в счет оплаты задолженности Германии по военным поставкам. Нелишним будет заметить, что с началом Первой мировой войны, в которой Швеция не участвовала, в стране сразу возникла паника. Население бросилось менять банкноты и деньги с депозитов на золотую монету. В течение четырех первых дней золотые резервы Банка Швеции сократились на 2,7 млн крон. И хотя это составляло всего 2,5 % от их размера, уже 2 августа 1914 г. в стране прекратили размен банкнот на золотую монету и приняли решение закрыть все банки с 3 по 5 августа. Когда же кредитные организации возобновили работу, то для населения был установлен лимит на снятие наличных — 100 крон в день. А с 15 ноября 1914 г. в Швеции ввели полный запрет на экспорт золота. Но вскоре страхи прошли, и ограничения обернулись золотым дождем для Стокгольма. Курс шведской кроны к 1917 г. поднялся до 2,55 кроны за 1 доллар США от предвоенного уровня в 3,75 кроны[1480]. Пройдут десятилетия, и уже во время новой мировой войны шведы будут снабжать железной рудой теперь уже фашистскую Германию[1481].