«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Надо сказать, и Ломоносова доводили до истерики те случаи, когда указания из Москвы поступали ему через Керженцева, которого он всеми силами пытался изолировать от получения любых сведений о проводимых им операциях с золотом. При этом Ломоносов сам переходит в наступление, обвиняя Керженцева в предвзятом к себе отношении, из-за которого тот голословно обвиняет его «во всех преступлениях, кроме скотоложества». Будучи верным себе, он тут же придает делу политическую окраску, стараясь запугать НКВТ тем, «что вся эта свара, в которой я стараюсь принимать минимальное участие, стала достоянием иностранцев; а это едва ли в интересах Советской России»[1550]. В такой ситуации стоит ли удивляться, что и этот демарш полпреда остается без последствий, словно какая-то неведомая сила двигает Ломоносова вперед, отметая все разумные доводы и попытки унять его неуемную алчность. У самого же Керженцева, возможно не без участия Ломоносова, возникают проблемы с комплектованием своего штата персоналом, ибо шведы без каких-либо объяснений отказывают во въездных визах советским сотрудникам. Делалось ли это с подсказки профессора или таким образом местные спецслужбы добавляли противоречий и подозрительности в отношениях советских представителей, сегодня сказать трудно, но исключать интриг со стороны Ломоносова в этом вопросе я не могу.

В такой ситуации Красину необходимо срочно отвлечь внимание от собственных провалов, в первую очередь во внешней торговле. Вынужденный временно отступить, он в ответ выдвигает на первую линию атаки на Ломоносова торгпреда в Германии Б. С. Стомонякова, у которого немало поводов для обвинения главы РЖМ в реальных и мнимых злоупотреблениях, причем первых так много, что придумывать вторые фактически нет необходимости.

Возможно, именно потому в марте 1922 г. появляется совершенно секретная записка торгпреда в Германии Б. С. Стомонякова — ближайшего, напомню, конфидента Леонида Борисовича, многим ему обязанного, ибо по его рекомендации в свое время Стомонякова приняли на службу в германскую фирму «Сименс-Шуккерт». Красин настолько доверяет Стомонякову, что тот служит тайным почтовым ящиком, передавая письма Леонида Борисовича обеим его женам. Согласитесь, поручение более чем щекотливое.

И вот верный оруженосец Красина стряпает документ, котором, в частности, «раз и навсегда» отмечает, «что запоздание в поставке паровозов является результатом неудовлетворительности составленных проф. Ломоносовым с паровозными заводами договоров, не обеспечивающих наших интересов»[1551].

Однако в Москве постепенно всем становится ясно, что заказ паровозов в Швеции сам по себе был большой ошибкой. Уже в 1925 г. исследователь русского железнодорожного транспорта И. Д. Михайлов прямо указывает в своей книге, что в стране «создали впечатление о необходимости заказа подвижного состава за границей… Заказ был сделан, огромные суммы на него затрачены, хотя в дальнейшем оказалось, что можно было обойтись и без этого заказа, стоило лишь усилить капитальный ремонт паровозов»[1552]. И он совершенно прав.

Понимает, что его обман раскрылся, и Ломоносов. Но он не намерен сдаваться и решает перехватить инициативу, предлагая на сей раз закупить партию локомотивов в США, где у него, как мы помним, остались обширные связи в деловых кругах. Но Красин буквально восстает против этой идеи. 17 марта 1922 г. Ломоносову приходит шифротелеграмма от заместителя наркома путей сообщения: «На покупку паровозов кредита нет. По мнению Красина, никаких политических соображений тоже нет». Вскоре (27 марта 1922 г.) аналогичную по содержанию шифровку глава РЖМ получает и из СНК от управделами Н. П. Горбунова, причем текст для нее явно написан под диктовку Красина.

Но Ломоносов не сдается. Он направляет Ленину, Дзержинскому и Красину предложение организовать закупку локомотивов в Германии, где промышленники выражают готовность построить сто-двести паровозов, причем с минимальной предоплатой: всего 10 % и то векселями. Но и эта инициатива не находит отклика.