«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Как любил впоследствии повторять Барк, перед отъездом в январе 1915 г. в Париж он не получил в Петрограде никаких инструкций. Ничего, помимо недоумения, не может вызвать его утверждение, что «Совет министров предоставил мне полную свободу действий при ведении переговоров, не связав меня никакими указаниями и даже не высказав никакого определенного пожелания»[322]. Все якобы ограничилось краткой беседой с председателем Совета министров И. Л. Горемыкиным. Барк также явно не горел желанием ограничивать свою свободу маневра и фиксировать хотя бы отправные точки позиции России накануне предстоящих переговоров, которые, как он предвидел заранее, потребуют от него значительных уступок. Именно по этой причине он решил не просить о созыве Комитета финансов, но все же решил подстраховаться и зайти перед отъездом к Витте, который формально являлся его председателем. Возможно, Барку было необходимо сверить свои ощущения понимания того, чего ожидают от него на самом верху, с тем, что думает об этом Сергей Юльевич. Барк и Витте прекрасно знали друг друга, поскольку познакомились буквально с первых дней работы Сергея Юльевича в Министерстве финансов, куда оба пришли в 1892 г. Правда, Петр Львович в качестве младшего помощника столоначальника, а Сергей Юльевич… ну, в общем, понятно, какая их разделяла пропасть в служебном положении. Но попасть в Особенную канцелярию по кредитной части — наиболее привилегированное подразделение финансового ведомства — юноше без опыта работы было очень непросто. Так что, очевидно, за юного Петю нашлось кому похлопотать. И этот кто-то пользовался таким влиянием, что уже через три (!) месяца Барка командировали в Берлин, Лондон и Амстердам. Хотя решение об этом было принято еще до прихода Витте в министерство, Сергей Юльевич тоже не обижал Петра Львовича, регулярно отправляя его в 1893–1898 гг. за казенный счет за границу «набираться ума». И вновь юный Барк подолгу стажировался в крупнейших кредитных организациях западноевропейских столиц, включая Рейхсбанк — центральный банк Германии. Правда, к вышеуказанным финансовым центрам добавился еще и Париж. Вскоре Витте настолько проникся доверием к молодому чиновнику, что в 28 лет назначил Барка управлять Иностранным отделом — святая святых Государственного банка с момента его основания. Это подразделение со времен первого управляющего Государственным банком А. Л. Штиглица всегда находилось под особым личным контролем первых лиц министерства и главного банка страны. Так что Барку и Витте, который частенько в узком кругу любил величать Петра Львовича, особенно после того, как тот занял министерское кресло, «моим сотрудником», было о чем поговорить «по душам».

А может быть, Барку просто требовался сам факт встречи в качестве задела на будущее, когда на беседу с Витте можно будет сослаться как на весомый аргумент в ответ на потенциально возможную критику итогов переговоров в Париже. Ведь, подчеркивает Коковцов, «несмотря на то что он был в явной немилости… влияние Витте было значительным. Он был всегда прекрасно осведомлен обо всем, что говорилось наверху, думал только об этом, учитывал каждый доходивший оттуда слух и с поразительным искусством пользовался им»[323].

Как вспоминает Барк, Витте чрезвычайно разволновался, предельно эмоционально заявив, что «лондонский денежный рынок никогда не был склонен к помещению русских займов». Если же и удастся договориться о кредите, то «на очень тяжелых условиях, как можно судить по первому открытому нам военному кредиту, когда английское правительство настояло на высылке в Лондон части золота из фонда Государственного банка»[324]. Так что в чем в чем а в знании психологии и, скажем так, манер наших западных партнеров Сергею Юльевичу никак не откажешь. Ведь явно неспроста на той памятной Барку встрече накануне его отъезда в Париж Витте особо отметил, что «поездка грозит» министру финансов «очень большими неприятностями».