Расписание тревог

— Вечно с причудками, — проворчал Петр. — Меня возьмете? Я лаять умею. — Он достал из внутреннего кармана пиджака бутылку. — Может, в последний раз…

— Типун тебе на язык, — сказал Михаил Иванович. Порывшись в карманах, он нашел луковицу.

Кровать Сосновского стояла на изначальном месте, Михаила Ивановича подкатили к освободившемуся окну, расположились рядом. Стол накрыли на подоконнике.

— Петр! — раздался в коридоре женский визгливый голос.

— Это кто? — спросил Михаил Иванович. — Опять залетка?

— Ну, — сказал Петр.

— Пе-тыр-р-р! — опять воззвала залетка, растягивая это очень короткое имя до немыслимого предела.

— Любовь — большая молекула нашей жизни, — авторитетно сказал Михаил Иванович.

— Ну ее, пускай орет, — отмахнулся Петр.

— Может быть, лучше пригласить? — предложил Сосновский.

— Ну да! — запротестовали Петр и Михаил Иванович. — Только ее и ждали!

Пробную стопку выпили молча, в общей задумчивости.

— Стал быть, не пойдем на охоту? — спросил Петр.

Старики покачали головами.

— Отохотились, — сказал Михаил Иванович.

— Пе-тыр-р-р! — еще пуще прокричала залетка. — Где ты-ы?

Петр встал, прошел к двери, приотворил.

— Ну чего? — крикнул он в коридор.

— Чего, чего! Приехали к тебе!

— Кто?

— Сам спрашивай кто!

Приехали из интерната. Приехали за Сосновским, а попали к Петру.

Представительница интерната, студентка мединститута, будущий геронтолог, храбро вошла в комнату Сосновского и отшатнулась — к запаху старости она еще не привыкла.

— Боже мой, — прошептала она, превозмогая отвращение. — Как вы живете…

Итак, неизбежное свершилось. У Сосновского побелели губы, руки тряслись. Он втиснулся в пальто, черное, суконное, вытершееся до золотого свечения, застегнул пуговицы наперекос.

— Возьмите самое необходимое, — сказала девушка.

— А как же… вещи?

— У вас будет все, что нужно. А этим уж как-нибудь распорядитесь. Я вас подожду в машине.

Девушка торопливо вышла.

— Без Марьи не обойтись, — сказал Михаил Иванович. — Сходи за ней, Петр.

Петр, кивнув, ушел.

В коридоре толпились женщины, пожилые и молодые, обсуждали новость.

— Повылезали, — сказал Михаил Иванович. — Как черви после дождя.

Сосновский печально улыбался. Слова Михаила Ивановича напомнили ему воскресные рыбалки. Чтобы удержать слезы, он стал собирать самое необходимое для жизни в приюте: бритву, зубную щетку, документы, письма детей.

Появилась запыхавшаяся Марья Михайловна и с ней — Мишка.

— Марья Михайловна, голубушка, — не сдержался, заплакал Сосновский. — Пожалуйста, возьмите мои вещи на сохранение. Что сочтете необходимым выбросить — выбросьте. Что вам пригодится — возьмите себе. А что останется, пусть побудет у вас. Ладненько? Кто-нибудь из деток приедет, распорядится. Хорошо, дорогуша?

— Сделаю, все сделаю, — отвечала Марья Михайловна, утирая глаза и по-хозяйски осматриваясь.

Михаил Иванович глядел на нее с бессильной ненавистью.

— Ну вот, кажется, все, — тихо сказал Сосновский. — Прощайте, Михаил Иванович. Мне так много нужно было сказать вам, и времени было достаточно, а вот не успел…

— Прощай, Сеня, — сказал Михаил Иванович. — Не поминай лихом.

Сосновский широко растворил глаза, опять наполнившиеся слезами: по имени Михаил Иванович обратился к нему впервые.

— Я вам благодарен, Михаил Иванович, до конца дней, я вас всегда буду с благодарностью вспоминать! Я вам буду писать.

— Не надо, Сеня. Не пиши. Скоро и так свидимся. Не долго уж теперь ждать.

Позади них раздался какой-то сдавленный рык. Они оглянулись. Петр судорожно сжимал лицо обеими ладонями, между пальцев текло.

— Ну что вы, Петя? — дрожащим голосом проговорил Сосновский. — Что вы, голубчик?

Петр отвернулся. Согнувшись и покачиваясь, отошел в сторону.

— Дедушка Сосновский! — закричал Мишка. — Не уезжай! Дедушка Сосновский! Пожалуйста, не уезжай!

С Мишкой началась истерика.

Марья Михайловна силой утащила его к себе.

Расписание тревог

1

Юрка Крохмалев распрямился, смахнул пот сгибом левой, закованной в гипс руки.

Оранжевые буквы тлели на ватмане, как угли. Получилось вроде неплохо, хотя паренек не особенно гнался за красотой — главное, чтобы не было клякс или ошибок. С вечера еще Минбаев приказал обновить Расписание тревог, совсем выгоревшее на солнце.

Как кассир пристани, Крохмалев, оказывается, должен был по сигналу пожарной тревоги работать с рукавом № 2 на месте возникновения очага и одновременно спасать деньги, билеты и документы. По тревоге вода в его обязанности входило выполнять распоряжения начальника дебаркадера Минбаева и, если имеется опасность затопления, снова хватать деньги, билеты и документы и спасать любой ценой. И еще — после трех ударов колокола, означающих тревогу человек за бортом, ему предписывалось спустить шлюпку и сесть в нее гребцом на правое весло.

Писать всю эту белиберду Юрке не хотелось, все равно на его место уже приняли Лизу Пшеничникову, но деться было некуда, Минбаев не давал расчета.