Расписание тревог

Он вцепился в рукав Борисовой телогрейки и повис как клещ. Оторвать его было невозможно, не применив силы, и Борис, кляня свою слабохарактерность, подчинился. Он был слишком смущен и в квартире успел увидеть только ковры на стенах и какой-то ночник в виде пластмассового цветка. Да еще мыло под умывальником держалось на магнитной блямбе. Блямба его поразила.

Из кухни появилась поджарая женщина с лоснящимся от крема лицом. Она брезгливо оглядела Бориса, его драную телогрейку, неопрятную бороду, хлопнула дверью и стала громыхать посудой. Яков Симеонович посадил гостя к столу, а сам исчез. Тотчас Борис услышал, как он виновато, придушенным голосом объясняет что-то супруге, и ее сварливые реплики: «ну», «дурак», «при чем тут моя квартира?» и т. д. Борис плюнул на ковер и вышел.

Прежде чем идти в милицию, надо было поставить тягач на ремонт, выполнить просьбы ребят насчет всякой всячины, потом сходить в управление, передать заявку на продукты и инструменты и попутно разнюхать, кого пришлют на буровую замерщицей — холостячку или замужнюю. Шоколада для жены Ветлугина он купил три килограмма. Продавщица сказала, что больше в одни руки не полагается.

Передать шоколад лично Борис постеснялся. Нина Ветлугина работала теперь на телефонной станции, где полно было языкастых девчонок. Поэтому он занес на квартиру.

Освободился Борис поздно вечером. В заезжем доме, где он решил переночевать, в коридоре играли в шахматы дежурная Лиза с худыми татуированными руками и пожилой постоялец.

— Койка есть? — спросил Борис, поздоровавшись.

— А вона, — указала Лиза на дверь. — Где Виктор Петрович плачет.

Борис действительно услышал всхлипывания.

— Что с ним?

— Кто его знает! Но редкий мушшина плачет, — отозвалась Лиза с уважением.

— Выпил, вот и реви́т, — заметил партнер.

— Утрось я с ним разговорилась, дак веселый был. Говорит, пенсию тут зароблю и уеду опять в Молдавию. Жена у него сотню получает, что ли. А я, говорит, если с трехсот выйду, буду сто пятьдесят получать.

— Сто двадцать, — поправил ее партнер мрачно. — Больше не дают.

— Все ясно, — сказал Борис и прошел в комнату.

Виктор Петрович, грузный, длинноволосый, с холеной, стриженной по указанию журнала «Служба быта» бородой, похож был на попа. Он стоял к Борису вполоборота, щека была мокрой от слез.

Борис долго, с насмешливым интересом глядел на него, потом сказал:

— Ма-ла-дец…

Посмотрев в двери на шахматистов и как бы приглашая их согласиться с высказанной оценкой, повторил громче:

— Молодец?

Его не поддержали.

— Молодец! — снова со вкусом сказал Борис. — Махнемся бородками?

Виктор Петрович всхлипнул и ничего не сказал, а Борис с досадою подумал, что сосед явный псих и надо будет терпеть его до утра. Он снял ватник, повесил на гвоздь, отогнул подол свитера, выпустил пар. Спине стало прохладно. Потом плюхнулся на кровать, чтобы передохнуть малость от беготни.

— Чуждо все… Чуждо мне здесь! — прорыдал Виктор Петрович и, отвернувшись, стал раздеваться. Спустил по ногам брюки, вышагнул из них, как из пут, но, вспомнив что-то, остановился в горестном раздумье.

— Спи, — приказал Борис. — Разделся? Ну и спи давай.

— Мне сказали: выпей спирту, будет легче, — а мне тяжелей! — простонал Виктор Петрович, бодая кулаки. — Ира… Ирочка, Иронька, не надо нам этих денег!..

Жирная спина его с прилипшей потной рубахой тряслась. Борис отвернулся.

«Ну и все, Боря, — подбивал он итоги, — все, Борьша, хватит, подурачились. Стань человеком, стань хоть чуточку похож на Ветлугина, ведь ты не такой уж конченый на самом-то деле…» Он решил сейчас же начать новую жизнь и в этой жизни быть кристально чистым. «Нагрузку общественную попрошу. Например… — он прикинул, какую взять общественную нагрузку, — выпускать стенгазету — нет, не умею. На кружок политграмоты не потяну, да и не доверят, поди. Вот! Буду учить дизелистов вождению тягача. Чтобы была полная взаимозаменяемость!»

Он тут же наметил программу занятий: день — матчасть, день — езда. Конечно, не все будут асами, потому что механик-водитель — специальность врожденная, машину надо чувствовать, как свои руки-ноги. Но все-таки.

Ночевать в гостинице ему расхотелось. Он заплатил Лизе, немало ее удивив, и пошел в милицию. Он поступил так из мудрого расчета: чем раньше сядешь, тем раньше выйдешь. Он выгадывал почти полсуток.

«Ну вот, — додумывал он по дороге, — водить научу, и то хлеб…»

В милиции его ждала неприятность: дежурный сержант наотрез отказался его принять, ссылаясь на неурочное время. Целый час Борис призывал сержанта к порядку. Они чуть не подрались, и, если бы не начальник отделения, заглянувший в дежурку, пришлось бы Борису возвращаться в гостиницу. Начальник приказал посадить и в случае чего — связать.

— Спасибо! — искренне поблагодарил его Борис, а у начальника подскочили брови.

Сержант отвел его в камеру.

— Это, что ли, мое спальное место? — спросил Борис деловито. — Постельные принадлежности не полагаются? А почему? По инструкции? Ну что ж с вами делать?.. Я не настаиваю.