Расплата

Его рука была тёплая и, как бы это сказать... Удобная. Мои пальцы легли на неё просто и словно бы привычно. И в следующий же миг я поняла, что импульсивный жест получился слишком уж интимным. Хотела отдёрнуть, но Николос удержал. Пауза. Мои испуганные глаза смотрят в его зёленые, в которых на короткое мгновенье снова проглянул мужской интерес... И отпустил.

- Но у меня есть условие, Маша, - он сощурился, а мне стало неловко. Да, про оплату услуги я как-то не задумывалась... А ведь он сейчас мог бы просить что угодно, я бы всё сделала. И интим – это самое малое... Господи, как стыдно-то! – Ты расскажешь мне свою настоящую историю.

В голове сразу сотни мыслей и страх. Тот самый, ставший уже привычным страх последствий. Буду бузить – не видать мне ни УДО, ни послабления режима...

– Какую ещё настоящую?

Николос откинулся на спинку стула, потёр подбородок. На лице его теперь блуждала улыбка – лёгкая, с хитрецой.

- Я правозащитник, Маша...

- Адвокат? – перебила я.

- Нет. Вернее, не в том смысле, который ты имеешь в виду. Я не имею дел с судебной системой, скорее с правом человека на то, чтобы оставаться человеком при любых обстоятельствах. Я помогаю отстаивать эти права, и мой профиль – люди отбывающие наказание за убийства. Да, даже убийцы имеют права, но об этом не принято говорить вслух, особенно у вас в России. А между тем, они - самые незащищённые слои. Те, кто неизменно подвергается полному отторжению обществом, несмотря даже на то, что уже несут своё наказание... – Помолчал. – Впрочем, неважно, сейчас не об этом. Просто я видел очень много убийц, Маша. Среди них были и хитрецы, которые прикидывались невинными жертвами, и те, кто действительно были жертвами обстоятельств. Я слышал много историй, среди которых была и правда, и ложь... Я общался с этими людьми так же близко, как сейчас с тобой, и точно так же смотрел им в глаза. Очень много глаз, Маша. Очень. И знаю точно, что человек, даже если он убил в состоянии стресса или стал её причиной просто по неосторожности – он обязательно носит особый отпечаток во взгляде. Это как клеймо, которое он ставит сам себе, понимаешь? Это признание перед самим собой, что рубеж, из-за которого нет возврата, пройден. А у тебя этого нету.

У меня по спине тут же побежали мурашки. Даже волоски на руках приподнялись. В носу засвербело.

- Ты говоришь, что убила пятерых – лично, ножом, с особой жестокостью, но при этом, твои глаза об этом даже не подозревают! И так просто не бывает! Или же мне пора на покой. – Он улыбнулся, и я почувствовала к нему такое охрененное тепло, что если бы не смущение, то точно бросилась бы ему шею! – Но я не хочу на покой, Маша! Мне всего тридцать два года, и у меня большие амбиции на поприще общественной деятельности! И если ты сейчас снова начнёшь утверждать, что я ошибся на твой счёт - ты просто разобьёшь мне сердце! Так что давай, расскажи о себе, и мы подумаем, что с этим можно сделать, хорошо?

И я рассказала - постоянно озираясь на дверь, иногда замолкая и замирая от бьющего по нервам запоздалого испуга: «Господи, что я делаю? Что я знаю об этом человеке?» Но... рассказала. Правда, не всё. Только основные моменты, только три фамилии – схлестнувшихся на почве бизнеса Машкова и Панина, и случайно попавшую в их жернова Кобыркову. Николос смотрел на меня так, словно сомневался в моей адекватности. Впрочем, выдернутые из истории близкие отношения с Денисом и неделя на цепи у Панина, действительно оставляли пробелы в причинно-следственной связи. Но сейчас я точно не была готова говорить об этом.

- То есть, ты думаешь, что он спрятал тебя в тюрьме под чужим именем? Но зачем? Это же бессмысленно!

- Не знаю. Может, чтобы отомстить. Он давал мне срок - три месяца, но сам так и не появился.

Николос покачал головой:

- Средневековье. Дикое и безнаказанное. Тёмная сторона тёмной стороны – вот что такое ваша Россия! Так значит, ты – я имею в виду настоящая ты - считаешься погибшей? А твоя семья? Как они?

Я пожала плечами.

- Не знаю.

- А эти двое – Машков и... Панин, да? Что с ними?

- Я не знаю, Николос! А ты... – запнулась, с трудом унимая волнение. Говорят, наглость – второе счастье, но у меня и первого-то не было, только отчаянное желание не упустить шанс. – Ты мог бы попробовать их найти? Хотя бы маму?

Николос задумался.