– Уверяю вас, с показаниями был полный порядок. Но ее брат настаивал, что отец невиновен, что он не прикасался ни к нему, ни к сестре. Разумеется, его заявление наполовину ослабило ее показания. Но прокурор оставил этот факт без внимания. Не задал мальчику ни одного вопроса. Прокурором, разумеется, был Бенедикт Тофт. Мне даже показалось, что он не заинтересован в победе. Не было подано ни одной апелляции. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не вмешаться и не выступить от лица обвинения. Многое так и осталось неисследованным.
Весь процесс произвел на меня неприятное впечатление. Но мать девочки поддержала заявление сына, представитель социальной службы Хапнарфьёрдюра представил положительный отчет, назначенный местными властями детский психолог сказала, что девочка, возможно, все сочинила. Суд продолжался полдня, после чего все закончилось. Имени учительницы даже не оказалось в списке свидетелей, и ее показания никто не услышал. Решение объявили через две недели, и – что вы думаете? – Йоун Йоунссон был оправдан. Я не горжусь той победой и не удивился, когда годом позже Йоун совершил похожее преступление. Но, конечно, намного более серьезное. Знаете, в то время суды сильно отличались от нынешних. – Снова звякнули кубики.
– Что же, по-вашему, там происходило?
– Ну, у меня есть кое-какие подозрения, но они основаны только на интуиции. Не уверен, что мне стоит делиться ими с вами.
– На данном этапе мы будем благодарны за любую информацию. Убит еще один человек, Кольбейн Рагнарссон, и есть третий, личность которого пока не установлена. Мы предполагаем, что опасность грозит и другим.
– Вы сказали… Кольбейн Рагнарссон?
– Да. Вы его знали?
– Почти уверен, что Кольбейном звали представителя социальной службы Хапнарфьёрдюра. Еще раз, как его фамилия? Обвинитель не вызывал его для дачи показаний, хотя имел на то все основания. Он был кем-то вроде руководителя отдела в совете Хапнарфьёрдюра и не имел квалификации социального работника. Такого рода нарушений было предостаточно.
– Что скажете о судье? Разве он не должен был задавать вопросы, которые не задал обвинитель?
– Должен был, но не задал. Ингви Сигюрхьяртарсон, как и прокурор, не выказал к делу ни малейшего интереса. Что тоже очень странно. Даже не представляю, как интерпретировать его избрание в Верховный суд, случившееся, кстати, вскоре после того процесса. Возможно, он знал о предстоящем повышении и думал о чем-то другом.
– Ингви Сигюрхьяртарсон недавно умер. Вы уже слышали?
– Да. В судах ходили разные слухи.
– Слухи? Какие же?
– Не люблю передавать сплетни… – Адвокат вздохнул, и в ухе у Хюльдара щелкнуло. – Не придавайте этому большого значения, но, по слухам, он покончил жизнь самоубийством.
Значит, Гвюдлёйгюр был прав.
– Как? – Случаев, когда убийство выдавалось за самоубийство, было немало, и преступник, которого они искали, вполне мог проделать нечто в этом роде.
– Насколько я понял, он утонул в море. Сам вошел в воду. – Адвокат помолчал, потом добавил: – Но, повторяю, я не считаю источник этой информации надежным.
– Понимаю. – Хюльдар решил, что на этом можно и закончить, но потом вспомнил, что один вопрос так и остался без ответа. – Вы сказали, что у вас были кое-какие сомнения относительно первого суда и предположения, почему он превратился в такую пародию? Можете сказать, какие?
Адвокат холодно рассмеялся.
– Я думаю, что заявлю о конфликте интересов, если или когда Йоуна арестуют за эти убийства. Буду только рад, если его снова посадят. Не испытываю ни малейшего желания снова его защищать. – Судя по звукам на другом конце линии, там повторилась уже знакомая процедура. – В то время у меня сложилось впечатление, что к делу был причастен отец – или, вернее, отчим – Йоуна. Доказательств нет, если не считать того факта, что он был большой шишкой в Хапнарфьёрдюре. Едва ли не мэром.
– Эйнар Адальбертссон был председателем городского совета. Но имел в свое время большое влияние, председательствовал в различных ассоциациях, имел политические связи.
– Верно. В свете всего этого невозможно не задаться вопросом: кто же принял странное решение послать Кольбейна представлять в суде местные власти? И что там насчет психолога? Была ли она беспристрастна? Обвиняемый являлся приемным сыном человека, который, в сущности, был ее работодателем.
– Но если Йоун – приемный сын Эйнара, то получается, что Сигрун – его внучка. Что случилось с ней? И с ее братом Трёстюром? – Хюльдар не мог понять, почему дедушка был более склонен снять с крючка приемного сына, чем защитить от насилия внучку.
– Хороший вопрос. Эйнар присутствовал на суде, и я помню, что наблюдал за ним, когда девочка давала показания. Я все думал, что он чувствует. Не очень-то весело слушать, как твоя внучка рассказывает в подробностях о том, что вытворял с ней твой приемный сын, ее отец. Будь я на его месте, не задумывался бы о том, чью сторону принять.
– Согласен.
– И последнее. Насколько я понимаю, Эйнар и судья состояли в приятельских отношениях. Эйнар и обвинитель тоже. Вот и еще одно несоответствие.