— Алеша, Алеша, о чем ты толкуешь! Приходи на «Электрон», побудь в нашем цеху, присмотрись к работницам в белых халатах, побеседуй. Многие, как и я, родились до Советской власти, они или их матери тогда и мечтать не смели о достойном человека положении в обществе. Теперь они сами — Советская власть. Образованные, интеллигентные, гордые своим положением. Отчитывался у нас на собрании представитель райисполкома, затем стали его отчитывать. Ветеран Наталья Васильевна заявила: «Нам, товарищ, ни к чему пустые обещания. Конкретно доложите, как думаете выправлять положение…» Вот так!
Выходит, никаким мисюрам, лясгутиным, дриночкиным— темным выходцам из прошлого — не отравить своим ядом настоящих советских людей. Настоящих — конечно! Да только в Новоселовки переселились не только они, но и злые домовые, подтачивающие нестойкие души пьянством, стяжательством и воровством. И все же не слабые духом составляют народ, строящий Новоселовки в каждом селе, каждом городе необъятной страны.
Глава девятая
1
Федеративная республика вызвала у Дануты и Якоба противоречивые чувства. Как должен быть трудолюбив и талантлив народ, сумевший за тридцать лет поднять из руин большие города, развить промышленность. И эти же немцы уничтожили миллионы людей. Не на поле боя, а в концлагерях, гетто, мирных селениях. Уничтожая, действовали целеустремленно, с размахом, рассматривая убийства как работу, выполняя ее с привычной немецкой обстоятельностью и четкостью. Может, не эти немцы убивали? Может, в массовых убийствах повинны лишь садисты из СС, эйнзатц-групп и гестапо? Юристы разных стран подсчитали: не менее пяти миллионов немцев прямо или косвенно участвовали в уничтожении целых этнических единиц в Германии и на захваченных землях. А сколько немцев состояли в нацистской партии, входили в союз гитлеровской молодежи! Империя Гитлера — не только имперская канцелярия, руководители партии и государства, это фюреры цеха, завода, концерна, фирмы, универмага, жилого блока, дома, квартала, улицы. Это фюреры групп и курсов училищ, институтов, университетов, больниц… Знали ли все эти средние и мелкие фюреры цель Гитлера? Знали и желали ее осуществления. Программу «Майн кампф» воспринимали как современную библию, а палачество — как свое ремесло. Такое же, как любое другое. Палачи-ремесленники добросовестно «трудились» в СС, СД и гестапо, составляли гарнизоны концлагерей, комендатуры гетто, оккупированных городов и сел, эйнзатцгруппы и эйнзатцкоманды. Палачество вросло во все профессии и занятия, породило жестоких надсмотрщиков над остарбайтерами на заводах и фабриках, бауэров-рабовладельцев. И эти же немцы неукоснительно блюли предписанные им законы и установления, были почтительными сыновьями, любящими мужьями, заботливыми отцами. Потерпела Германия поражение, они «поняли», что Гитлер их обманул и за это придется платить. Добросовестно платили, даже за убитых евреев. И вновь живут неплохо. Данута и Якоб не раз об этом читали, сами писали, задавая себе все новые и новые вопросы. Какие они, современные немцы — те, что жили при Гитлере, их дети и внуки? Извлекли ли уроки из прошлого или чувствуют себя только обиженными тем, что война вновь обделила, отняла уже присвоенное? В книге «Треть века после Нюрнбергского приговора» Данута и Якоб хотят написать не столько о прошлом, сколько р настоящем и будущем.
Начали с Нюрнберга. В этом городе нацизм праздновал свое становление и победы, здесь был судим и осужден. Как сегодня относится Нюрнберг к своим тридцатым годам, к своему тысяча девятьсот сорок шестому?
Внимательно знакомятся с городом на канале Людвига, соединившем Майн и Дунай, разглядывают разноликие улицы вдоль берегов реки Пегниц и на земле четырех островов. Кварталы веками росли, словно кольца на стволе огромного дерева. Сердцевина — старинные дома с островерхими черепичными крышами, метровыми фасадными стенами, немногими окнами и обилием скульптур. Новые улицы — новые архитектурные вкусы, и так вплоть до кварталов нынешнего века, его заключительных десятилетий. Современное многоэтажье строгих и бездушных домов из стекла и бетона представляется царством геометрических линий и точных расчетов, в котором нет места для Микеланджело. А может, у нового века своя красота? Несомненно. Однако почему должны противостоять друг другу красота века и извечная красота, красота веков? Разве небывалый взлет техники признает только расчеты и формулы, в которых нет места для красоты души человеческой?.. Бездуховность, безразличие к красоте составляют почву, на которой легче произрастать гитлерам и другим бедам. Сражение за красоту жизни — один из участков незримого фронта, проходящего через все континенты, через сердца человеческие. Тогда почему Данута и Якоб так придирчиво присматриваются к ФРГ? Прошлое довлеет над сегодняшним днем и, наверное, над завтрашним, от этого невозможно избавиться. А надо ли избавляться? Об этом подумали, остановившись у угрюмого четырехэтажного здания, где судили главных военных преступников.