Расплата

Вскоре совсем стемнело. Мы утолили голод, перевели дух и взялись за сигареты. Несколько стаканов, выпитых за обедом без лишней болтовни, разморили меня, а Каха, наоборот, воодушевился, и его потянуло на излияния. Приглушенный свет настольной лампы едва рассеивал полумрак. Я сидел у окна, глядя на овальный блик света на стене, и слушал Каху. Он был убежден, что Рукайе ничего не известно о существовании Дареджан, нет, причина разлада кроется совсем в другом. Они ни на йоту не уважали друг друга, и созданная ими семья походила на наспех построенный карточный домик. Все это Каха связывал со своим общественным положением. Он был недоволен службой, его проекты пропадали втуне. Почему? Да, оказывается, потому, что ему недостает расторопности, хитрости, а может быть, и нахальства, без которых трудно добиться успеха и признания. Некоторые большую часть времени и энергии посвящают не серьезному труду, говорил Каха, но всевозможным уловкам, чтобы пролезть, протиснуться, пробиться и завоевать так называемое положение. Что такое положение? Забота об утробе, забвение всего остального, наплевательское отношение ко всему.

— А я в этом деле растяпа, неудачник… — заключил он.

Я молча слушал его. Он в самом деле был одаренным человеком и с первых же шагов заявил о себе. Однако после окончания школы он забросил рисование и увлекся архитектурой. Блестяще закончил институт, его проекты часто побеждали на конкурсах, но именно с того времени появились завистники, и бывали случаи, когда работы Кахи присваивались менее талантливыми, но более пронырливыми коллегами — под видом соавторства или в иной форме. По окончании института он снова вернулся к живописи и тут, по мнению знатоков, достиг определенных успехов, но, кроме пустых, ничего не значащих слов, ни в ком не встретил поддержки. Напротив, число завистников и равнодушных все возрастало. Он не отчаивался, в последнее время прилежно трудился, формировался, рос, но при этом постепенно превращался в отшельника, ничем не мог пробить стену безразличия и исподволь пришел к выводу, что его творчество в данный момент не нужно родному народу и никак ему не интересно. Все были увлечены такими вещами, практический результат или материальная выгода которых уже сегодня давали осязаемые плоды.

— Тут мы верны одному из заветов Христа: не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем, — горько рассмеялся он.