Расплата

И хотя Каха понимал, что пока женщина не прибрала тебя к рукам, она согласна на все условия и до времени не обнаруживает своих желаний, приберегая их на потом, ему было сладко слышать эти слова, и он убеждал самого себя в искренности Дареджан. В тот миг Дареджан и в самом деле была искренней, преисполненной ожиданием, реальность и вправду казалась ей такой, претензии, наверное, возникли бы позднее, но Каха видел в этом безграничную самоотверженность, а не обыкновенный женский инстинкт. Он был снова счастлив, как когда-то, и именно в это время ему, находящемуся на вершине безграничного блаженства, принесли телеграмму, извещающую о рождении сына.

— Что делать? — спросил он у Дареджан, стыдясь своего притворства, ибо знал, что сегодня же отправится в Тбилиси.

— Ты должен ехать к сыну, — ответила Дареджан.

Вернувшись в город и увидев своего первенца, Каха почувствовал, что отныне уже не принадлежит самому себе. Он уже не был свободен. Он видел безграничное счастье Рукайи, которую ничего не интересовало на свете, кроме младенца, и проникся к ней глубочайшим уважением, вдобавок именно теперь вспомнилось высказывание одного мудрого человека: «Для достойной женщины цель жизни — ребенок, а мужчина — только средство». Что ж, в таком случае и достойный мужчина должен требовать от достойной женщины только этого, — согласился в душе Каха, и безмерное самозабвение Дареджан, которая говорила, что даже ребенка не будет любить так сильно, как его, уже не наполняло гордостью, а казалось довольно сомнительным. Видимо, то, чем пожертвовала для него Дареджан, не было для нее таким значительным, как это представлялось моему другу. Если это действительно было так, тогда этой жертве, этим отношениям недоставало надежности, и легко можно было предположить, что Дареджан так же бездумно могла открыть другому — подвернись он в то время — душу и объятия. Несмотря на такие мысли, Каха и в Тбилиси продолжал встречаться с Дареджан, не в силах отказаться от наслаждений, которые та дарила ему. Дареджан не требовала от него никаких жертв, и, вопреки сомнениям, он чувствовал, что эта женщина по-настоящему любит его, и это ощущение рождало ответное чувство. Он совершенно запутался, сбился с толку, раздвоился, уважение к жене, появившееся после рождения сына, не могло победить любви к возлюбленной, он все больше и больше терял голову, и душа его уже не лежала к работе, хотя положение обязывало его быть именно теперь особенно прилежным. В таком неопределенном состоянии находился Каха, когда ребенок заболел. Заболел тяжело, шли дни, а улучшения не наступало. Врачи советовали набраться терпения, но, глядя на мучения сына, Каха терял последнюю стойкость; ночи напролет в оцепенении просиживал он у постели младенца, до свету не смыкал глаз, а днем, если не приходилось бегать за врачами или лекарством, устраивался в углу тесной кухни и отупело курил сигарету за сигаретой. Потом снова подбиралась темная, беспросветная ночь, безнадежная, непроницаемая, таящая тысячу возможных напастей, и сознание его, так же как мир и время за окнами, покрывалось мраком, и в этой беспросветности не брезжило и огонька надежды. А когда у человека иссякает последняя надежда, когда собственное бессилие доводит его до отчаяния и спасения ждать неоткуда, тогда вспоминают о боге. Наверное, отсюда исходят обеты и жертвоприношения — из этого бессилия. Нужно особенное счастье или тяжелейшее горе, чтобы человек обратил взор к чему-то, стоящему над ним; беспомощный, попавший в безвыходное положение человек будто и впрямь приобщается к чему-то, превосходящему его силы и реальные представления, словно чувствует проявление и существование этого нечто, и ему кажется, что путь его освещается, угасшая надежда возгорается, становится ясной причина несчастья и выход из него. В одну из тех страшных ночей Каха счел причиной несчастья собственные грехи, двуличие и двоедушие и решил пожертвовать любовью Дареджан, которая приносила ему огромное счастье. Он дал обет — если поправится мальчик, с Дареджан будет покончено. И хотя после выздоровления сына он не смог сразу выполнить своей клятвы, но постепенно стал отдаляться от Дареджан, само провидение помогало ему, потому что события развивались так, что в конце концов они окончательно расстались друг с другом.