Расплата

Около меня остановился коренастый мужчина и попросил огоньку. Я дал ему прикурить. Он затянулся и посмотрел на книги в витрине. Судя по внешности, никогда не скажешь, что он умеет читать и писать. Я бы с удовольствием купил пару книг, но магазин сегодня не работал, и я двинулся дальше. Народ беспрерывной толпой тек по проспекту. Я шел, и навстречу мне попадались мои соотечественники, о которых Вахушти писал: «…мужчины и женщины прекрасны, статны, с черными глазами, бровями и волосами; они белолицы, редко бывают смуглы и желтокожи… Волосы у женщин спущены и заплетены, у мужчин подрезаны у ушей. Они с талиями тонкими, особливо женщины, редко же с толстыми. Они энергичны в труде, терпеливы в лишениях, на коне и в коннице смелы, проворны и быстры… Гостеприимны, любят чужеземцев, жизнерадостны. Если их бывает вместе два или три, лишения им нипочем, щедры, не щадят ни своего, ни чужого, сокровищ не копят; благоразумны, быстро-сообразительны, усваивающи, любят учение. Впрочем, с некоторого времени учением называют только чтение книг, письмо, пение церковное и светское и военную службу… Они уступчивы, помнят добро и за добро воздают добром, стыдливы, к добру и злу легко склоняются, опрометчивы, славолюбивы, вкрадчивы и обидчивы»[31]… Я шагал, любуясь проходящими мимо горожанами. Я любил их, но сердце мое щемило, и грусть напомнила мне, как в первый раз родилось желание убежать из этого города…

Тот апрель был солнечным. Сидя у окна, я глядел на каш маленький, уютный дворик. Громко чирикали воробьи, облепившие ветки стройного кипариса. Пухлые соседские малыши усердно ковыряли землю игрушечными лопатками, наполняли ею зеленые ведерки и старательно тащили их в другой угол двора. Дети со всей серьезностью занимались своим делом, а с четвертого этажа доносились звуки рояля. Играл Гия, наш сосед, высокий, бледный и молчаливый блондин лет тридцати. Его голубые глаза холодно взирали на всех, словно не замечая никого вокруг. С первого взгляда он казался нелюдимым, из категории тех граждан, что никогда не здороваются с соседями. Пятнадцати-шестнадцатилетняя сестра Гии, вежливая, смуглая резвушка, училась в музыкальном училище играть на скрипке. Иногда брат и сестра устраивали что-то вроде домашнего концерта, и я, придвинув стул к открытому окну, с удовольствием слушал согласованные, почему-то всегда вызывающие грусть звуки рояля и скрипки. И в тот день я сидел у окна. Приятно пригревало апрельское солнце. Я наблюдал за ребятней во дворе и слушал рояль. Если бы Гия не спился, он бы далеко пошел. Я почти не знал его. Они переехали сюда год назад. Ни родителей, ни родственников у них не было. Та меленькая комната, которую они с сестрой занимали сейчас, принадлежала раньше одинокой старушке. После ее смерти туда вселилась многочисленная семья, перебравшаяся в Тбилиси из Рачи. Глава этой семьи, служил, если не ошибаюсь, директором рынка, а возможно, заведующим столовой, точно уже не помню. Этот директор, не успев к нам перебраться, приобрел синюю «Волгу», которую обычно загонял во двор, вызывая недовольство соседей, потому что машина загораживала вход с улицы. С этим заведующим столовой или директором рынка приехали двое его сыновей, плотных, краснощеких, здоровых и сильных мальчуганов, а всего с женой и родственниками их насчитывалось шестеро душ. Совершенно ясно, что этакой ораве было невмоготу жить в тесной комнате, тем более что они привыкли к простору и свежему воздуху. Соседи поговаривали, что зять нашего нового соседа работает заместителем министра или управляющим какого-то треста, он-то и перетащил этих рачинцев в Тбилиси. Наверное, так оно и было, потому что наш новый жилец отнюдь не производил впечатления незаменимого специалиста, без которого столица Грузии не могла обойтись. Когда они уехали, в ту комнату вселились Гия с сестрой. Эти привезли немногое, Рояль, стол, несколько стульев и раскладушки — вот и все их имущество. Соседка сообщила, что Гия продал нашему работнику прилавка свою великолепную трехкомнатную квартиру вместе с уникальной мебелью, а обмен, дескать, был простой формальностью, но я не верил этим сплетням. Та же соседка уверяла меня, что родители молодых людей были исключительно образованные интеллигенты, но после их смерти жизнь у детей пошла кувырком, Гия спился, но посмотрите, как дрожит над сестрой, вы замечали, как он с ней носится?

Что Гия пил горькую, я убедился почти сразу, как они вселились в наш дом. В один прекрасный день мы столкнулись у парадного. Точнее, я шел домой и увидел — он стоит у парадного, а двое подонков из нашего квартала, которых я с детства знал и любовью не жаловал, наседают на него. Этот высокий белокурый мужчина выглядел в тот момент таким беспомощным, растерянным и бледным, что я пожалел его. Обеими руками он защищал карман длинного до пят макинтоша; в кармане, судя во всему, находилась бутылка.

— Прошу вас, оставьте меня, у меня нет времени, — твердил он.