Расплата

– Давай-ка мы с тобой покутим, предлагала Анфиса как минимум по воскресеньям и лицо её приобретало выражение мечтательное, немного отстраненное. После незамысловатой этой фразы Алесе надлежало немедленно проследовать в магазин. Но больше всего Анфиса любила, когда Алеся "предугадывала" её воскресные желания и готовила все заранее. В тонких бокалах на длинных ножках плескалось розовое блаженство, на тарелках из Кузнецовского фарфора, гордо покоился сыр и прозрачные ломтики аппетитного балыка. В розетках из того же сервиза, лежали матовые, соблазнительные маслины. – Ах! – игриво восклицала Анфиса Валерьевна, и маленькое её сморщенное личико, озарялось светом, – Как хорошо ты все это придумала! Как мило и как душевно! А главное, ты погляди, все, что я люблю!

Глава 4

С личной жизнью у Алеси не складывалось, все не то и не те. Один все время шмыгал носом, невыносимо! И все бы ничего, но он ещё и замечания делал – яичницу нужно жарить только на сливочном масле, хлеб резать так тонко, чтобы ломтик светился, сыр только твёрдый, полотенец в ванной слишком много, и прочее, прочее, прочее. Выскажет свое ценное мнение, носом шмыгнет и ждёт пока с ним согласятся и начнут исправляться.

Однажды утром, выслушав очередную отповедь, Алеся молча приготовила завтрак, дождалась, пока кавалер поест и весело сообщила:

-Даю тебе ровно пять минут. Собирай свои манатки и чтобы больше я тебя не видела ни под каким соусом.

– Не понял?! – вскинулся опальный.

– Время пошло, по истечении пятой минуты, твои вещи полетят в окно, – невозмутимо произнесла Алеся и налила себе вторую чашку чая.

Другой любовник был всем хорош, но часто и  яростно чесал яйца, если думал, что никто не видит. Она подарила ему щётку для вычесывания шерсти у котов и сменила номер телефона.

С третьим было комфортно, пока по выставкам ходили и на них же встречались. Немного занудно, без огонька, зато чётко и  познавательно, он рассказывал о художниках и их полотнах. "Неплохо, – думала Алеся, – знает много, искусством интересуется".

 Однако жаден он оказался до смешного и при этом помешан на чистоте и порядке, пока сидели за ужином в ресторане, несколько раз подзывал официанта, чтобы тот протёр стол, все ему пятна какие-то мерещились. А когда принесли счёт, принялся на калькуляторе подсчитывать, сколько с него. Алеся сначала рот открыла, а потом рассмеялась и бросила: – Ну ты и жлоб!

– Что, прости? – оторвавшись от подсчётов, спросил мужчина.

– Да ничего! – ответила Алеся и, сунув ему за ворот рубашки пятитысячную купюру, удалилась.

К отношениям Алеся была открыта, и если мужчина ей нравился внешне, то охотно соглашалась на свидания, несмотря на разочарования в прошлом. Она ходила с претендентами в кино, в музеи, на выставки и в театры, с радостью и аппетитом поедала вожделенный город, ибо зачем тогда? Если с работы домой, а из дома на работу, то и Витебск неплох. Но душа молчала, не порхали бабочки, да что там бабочки, даже мухи не жужжали. Тишина. Равнодушие и безмолвие, в лучшем случае интерес и любопытство. Можно было, конечно, попробовать принять чужих тараканов, смириться с недостатками и понадеяться на то, что чувства придут, но Алеся так не умела. Все его тараканы должны были стать её, понятными и ручными, легко и без рассуждений, как само собой разумеющееся. Только в этом случае можно было, с точки зрения Алеси, строить семью. Недотрогой она не была и мужчины в её постели случались более, или менее регулярно, но тот, кого захотелось бы в этой постели оставить на постоянное пребывание, все не появлялся.

"Ничего, я ещё молода, все у меня будет", – утешала себя Алеся, не зацикливаясь на неудачах.

Как-то за "воскресником" у Анфисы, Алеся получила от неё неожиданное предложение. – Я тут подумала, – сцепив лапки под подбородком, произнесла дама, – мне бы хотелось, чтобы ты, Алеся, переехала ко мне. Так нам обеим будет удобнее.

– Вы уверены, Анфиса Валерьевна? – поставив бокал на стол, спросила Алеся, не принимая сказанное всерьез.

Дело в том, что старушка неоднократно подчеркивала, что жить предпочитает одна.

– Мне претит посторонний дух, – говорила она, – не могу выносить кого-то в своём отчем доме. Нет. Свои дни я закончу в одиночестве, а ты, Алеся, обнаружив мой труп, можешь заезжать. Но только после кремации. Только после.

– Почему вы передумали? –  Алеся с интересом уставилась на хозяйку.

– Видишь ли, детка, – Анфиса хихикнула и отпила из бокала, – проснулась я давеча ночью, а в голове бьётся мысль о том, что я умру, а труп мой ты найдёшь в лучшем случае через день. Нехорошо это, неправильно. К тому же знаю я тебя давно, больше трех лет ко мне ходишь. Цели твои и стремления мне понятны, ничего в них страшного нет. Травить или душить меня ты не станешь. Я уверена.

– Понимаю, – улыбнулась Алеся,  взяла в ладони обезьянью лапку и  нежно её поцеловала, – когда переезжать, Анфиса Валерьевна ?

– А чего тянуть? – жеманно улыбнулась Анфиса, – Сегодня же начинай собираться.

Жить на Новослободской Алесе ожидаемо понравилось.

Анфиса выделила ей дальнюю комнату с окном в тихий, зелёный двор.