Расплата

Мало кто из австралийцев видел на своем веку такую жару. Но подобного пожара не случалось никогда. Сто пятьдесят дней и ночей длился ад из-за засухи, вызванной глобальным потеплением, огонь пожирал земли аборигенов.

В небе, красном от пламени, угля и пепла, солнца не было видно, словно оно отвернулось от человечества. Армейских снайперов, полицейских стрелков и опытных охотников привлекли, чтобы сохранить самый ценный из ресурсов – воду. А для этого нужно было убить как можно больше тех, кто этому мог помешать.

Пытаясь заглушить рев вертолета, Ноа крикнул пилоту в микрофон:

– Там, на севере!

Он поправил приклад винтовки, приблизил глаз к прицелу, поймал в кадр голову и спустил курок. Череп взорвался.

– Двести шестьдесят восьмой, – гордо провозгласил он.

В ста метрах от них опустился на колени верблюд и безжизненно рухнул на бок.

Пять дней, чтобы убить десять тысяч[72]. Пять дней, чтобы держать их подальше от домов и источников воды, которые они могли иссушить или, что еще хуже, загрязнить своими трупами, когда, измученные бегством от пламени, приходили умирать к колодцам.

Ноа задержал дыхание. Следующие три выстрела утонули в шуме пропеллера.

– Двести шестьдесят девятый, двести семидесятый и двести семьдесят первый. Целая семья! Летим на восток, ударим по ним ближе к огню, там они теряют ориентиры.

Вертолет повернул на сорок пять градусов, и из кабины ад открылся Ноа во всей своей ужасающей красе. Море пламени охватило тысячи квадратных километров, пожирая все до последнего листика, поджаривая мельчайших животных, удушая тех, кто пытался спастись бегством. Даже на высоте жара была невыносимой.

Возглас пилота вывел Ноа из гипнотического транса, в который его погрузило это апокалиптическое зрелище.

– Уходим!

– Подожди, я могу снять еще нескольких, – упорствовал стрелок.

– Ноа, посмотри на запад!

При сорока семи градусах по Цельсию обжигающий ветер поднял в воздух песок и пыль, создав колоссальных размеров бурю. Гигантское темное стометровое чудовище, охватившее весь горизонт, направлялось к ним.

Справа от Ноа полыхала огромная печь, пожирающая все живое. Слева наступала тьма с песчаной пастью, готовая поглотить вертолет. Но лишь когда градины размером с кулак ударили в лобовое стекло, угрожая разнести его вдребезги, остолбеневший Ноа опустил ствол винтовки и задался вопросом, не является ли он свидетелем конца света. Словно Божья кара, на них в яростном порыве обрушились огонь, земля и лед.

Из-за титанического гнева планеты сто пятьдесят тысяч австралийцев были эвакуированы, многие из них – аборигены, которые с тех пор теснятся в трущобах, а до этого жили среди бескрайних лугов и холмов. Погибло более миллиарда животных, а тучи из пепла покрыли сажей всю планету.

Ноа в последний раз посмотрел на погибающую в огне землю, и во рту у него пепел смешался с песком.

Мифология аборигенов тесно связана с природой, и Ноа представил, как Эйнгана и Дилга[73] склоняются над выжженной равниной и укрывают своими божественными руками единственную травинку, весть возрождения, которая сумеет вырасти на месте этого кошмарного бедствия.

Пригород Сан-Диего. Калифорния.

Юго-Запад Соединенных Штатов

Одинаковые виллы с лужайками выстроились в ряд, словно отражения в зеркале. Одинаковые крыши, одинаковые дорожки и одинаковые выжженные палящим солнцем газоны, трава на которых совсем пожухла.

Работающие на пределе кондиционеры уныло гудели по всему району, безлюдному в этот час, на улицах стояли лишь фигурки красноносых оленей, а на раскаленных декабрьским зноем фасадах висели Санта-Клаусы.

В этой части света, как и в других местах, календарь и времена года сошли с ума.

Снежный покров в Сьерра-Неваде стремительно уменьшался, экстремальная засуха и интенсивное сельское хозяйство истощали запасы воды, и у губернатора не было другого выхода, кроме как отдать распоряжение о многочисленных ограничениях на воду. Первыми жертвами стали те самые газоны, украшающие палисадники американских вилл и домов, – визитная карточка социального успеха.

Несмотря ни на что, Ванда отказывалась мириться с таким положением дел. Ванда была сильной женщиной с твердыми убеждениями, которые отстаивала даже вопреки здравому смыслу и логике, ее злейшим врагам. Как и сорок процентов сограждан, Ванда не верила в теорию эволюции. Бог создал нас такими, какие мы есть, правда без одежды, любила добавлять она. Поэтому неудивительно, что Ванда, как и треть населения страны, сильно сомневалась в реальности климатических изменений. Несмотря на плачевное состояние газона, которое так ее огорчало. И исчезнувшие снега Сьерра-Невады.