— Не переживайте, я все это обдумал. — Он опустил руку и поднял сумку. — Посмотрите! — Он достал какой-то мешочек из мягкой ткани и показал Вадону, держа за тесемку. — Сама простота! Вы пронесете, а мои ребята сразу же заберут. Спрячете оружие внутри, наденете на шею… — Он поднял руку, пресекая попытку Вадона возмутиться. — Разумеется, вы не сможете одеться как все остальные, вам понадобится пальто, но в такую мерзкую погоду кто обратит на это внимание? Дальше уже совсем просто: вы неожиданно войдете в зону охраны — будто бы проверить обстановку, убедиться, что все при деле. — Мысль эта показалась де Медему забавной, он ухмыльнулся. — Оставите мешочки в условленном месте, и ваша роль в этом деле сыграна. Детская игра, не правда ли? — прибавил он покровительственно. — Их потом оттуда заберут. — Он помолчал, вопросительно глядя на Вадона. — Если вы, конечно, принесли пропуска.
Министр вздрогнул и выпрямился, словно стряхнул с себя оцепенение.
— Да, — прошептал он, голос его звучал печально и отрешенно. — Да-да. — Он порылся в карманах пиджака, вынул две карточки и протянул их де Медему. — Вот они.
Тот взял их из безвольных пальцев министра и стал рассматривать в свете лампы. Один уголок пропуска пересекала сине-бело-красная полоса, в другом углу — фотография мужчины, такого же размера, как и для паспорта. Человек на снимке смотрел прямо в объектив. Де Медем кивнул и бросил пропуска на письменный стол.
— Отлично.
— Послушайте, — Вадон старался вернуть своему голосу свойственную ему властность, — меня страшно беспокоит это дело с пропусками. Я думаю, если их обнаружат… если ваших людей схватят на выходе из зоны охраны… Туда ведь очень немногие имеют доступ…
— Я же вам сказал, что не о чем беспокоиться, — уверенным голосом успокаивал его де Медем, — тем более что к тому времени вы уже выполните свою часть работы. Людей, которые будут посланы на стоянку машин, хорошо проинструктируют. Они заберут пропуска и вернут их мне лично, а я, если хотите, могу вернуть их вам, будь они прокляты. Вы не будете возражать, если на стоянке машин будут те самые люди, имена которых я вам сообщил?
— Нет, разумеется. — Возмущение Вадона еще не улеглось. — Полагаю, эти двое из вашей команды? — продолжал он. Голос его снова звучал мрачно и вместе с тем жалобно.
— Из моей команды? — лучезарно улыбнулся ему де Медем. — Не совсем, хотя, возможно, в известном смысле они мои ребята. Но совсем не то, о чем вы подумали, старина. Они верят в меня, верят, что я тот самый человек, который нужен Франции. Точно так же, как дамы, о которых я говорил, считают, что это в вас нуждается страна.
— Это дьявол в вас нуждается, — проворчал Вадон, — во всей вашей Лиге спасения. Ничего удивительного.
— А вам и удивляться нечего. Полиция, ОРБ, даже разведывательные службы, — заявил де Медем с недобрым блеском в глазах, — почти полностью состоят в моей организации. Они ее костяк. — Де Медем искренне веселился, но смех оборвался так же неожиданно, как и вспыхнул. Глаза его загорелись страстью. — Что может быть естественнее этого? Что люди, ответственные за соблюдение законности и поддержание порядка, за сохранение французской цивилизации, первыми поняли мою правду? — Вадон насмешливо вскинул голову. Де Медем повысил голос. — Не смейте так вести себя при мне, Вадон. Оставьте это для своей аудитории. Вам бы следовало еще много лет назад соединить свою судьбу с моей, но вам помешал ваш интеллектуальный снобизм. Даже сейчас, когда для вас не секрет, что я знаю, какой вы лицемер, вы продолжаете смотреть на меня свысока. Вы считаете дурным тоном говорить простую правду. Разве не так?
— Простая правда, о которой вы толкуете, уже чуточку прискучила кое-кому из нас, я должен признать, — проговорил Вадон, напуская на себя высокомерие. — Вот если бы кроме иммигрантского вопроса в вашей политике было еще что-нибудь, возможно, интеллигентная публика прислушалась бы к вам.