Расплата

— Хм, — усмехнулся Вамех, — как достичь совершенства, если ни к чему не стремишься, как, вообще, можно достичь чего-нибудь без стремления к нему?

— Освобождением от страстей.

— Разве стремление не страсть?

— Совершенный дух свободен ото всех страстей. Он постигает высшее блаженство, когда ничто не гнетет его, и проникает во все, когда страсти не мешают ему познавать. Стремление к совершенству не есть необходимость, но необходимо отринуть желания, отринуть страсти, и тогда дух, пребывающий в незамутненной чистоте, одарит нас небывалым блаженством.

— То есть не надо предпринимать никаких действий?

— Да, забыть о них.

Вамех даже выпрямился и, пораженный, наклонился к Антону.

— А что ты будешь тогда жевать?

— Как что? — удивился Антон.

— Да, что ты будешь есть? — подчеркнул Вамех. — Без еды невозможно существовать, а как ты добудешь еду, если намереваешься сидеть, сложа руки? Ноги протянешь, не дождавшись блаженства, разве что кто-нибудь догадается сунуть тебе кусок в рот.

— Необходимо приноравливаться, да не в этом дело!

Вамех расхохотался:

— Как же приноравливаться, если не работать?

— Работа — разновидность забвения. Она препятствует познанию самого себя, заставляет забывать о том, что ожидает нас, преграждает путь к достижению абсолютного блаженства, то есть такого состояния, когда ничто не тревожит нас.

— Труд — источник существования. Человек создан, чтобы существовать, и высшее блаженство есть радость труда, — сказал Вамех.

Тут ему на глаза попался Мейра, который только что вбежал на платформу и теперь во весь дух несся к ожидающим поезда. Вамех замахал рукой:

— Мейра! Мейра! Иди сюда!

Мейра остановился.

— Иди сюда! — снова позвал Вамех, достал из кармана деньги и показал их старику. Мейра впился глазами в десятку, которую протягивал ему Вамех, недоуменно затоптался на месте и затянул:

— А вот носильцик, холоси носильцик!

— Бери! — сказал Вамех.

— А вот холосий носильцик, носильцик, чего надо подсоблю, давай быстло…

Мейра подпрыгивал от нетерпения, вовсе не собираясь брать деньги.

— Возьми же! — настаивал Вамех.

— Цто?

Мейра никак не мог взять в толк, почему ему дают деньги, ведь он же еще ничего не отнес? Ему никогда не дарили денег, и он не представлял, что их можно получить просто так. Можно подарить старую шапку, штаны или рубаху, когда зима — дарят калоши, старые босоножки, носки, иногда кто-нибудь кинет драную куртку, но деньги!.. Он нетерпеливо подпрыгивал на месте, горя желанием быстро взвалить на плечи любой, пусть десятипудовый тюк, чтобы скорее заполучить заманчивую десятку, он был уверен, что просто так никто ничего не даст, а от работы он никогда не отказывался.

Вамех повернулся к Антону:

— Хотите, Антон, я отдам деньги вам?

— Нет, зачем же? Лучше ему…

— А возьмете, если я вам предложу?

— Почему не взять, я не гордый.

«Омерзительно, когда человек поступается самолюбием, достоинством, гордостью, утверждая, что дух его выше этих мелочей. Нет, я предпочитаю Мейру», — Вамех встал, подошел к Мейре, сунул ему десятку, повернул его и легонько шлепнул по спине.

— Ступай, Мейра, мне не нужен носильщик.

Мейра удивился, но долго раздумывать не стал, с радостью спрятал десятку в карман и понесся к дверям вокзала.

— А вот носильцик, холосий носильцик, кому носильцик! — кричал он на бегу.

8

Большой и богатый поселок находился всего в четырех километрах от городка. И, как мы уже говорили, Мейра каждые утро и вечер, кроме субботы, бегом покрывал это расстояние. Что и говорить, четыре километра не бог весть какая даль, и, наверное, поэтому поселок всегда поддерживал с городом теснейшие связи. Трикотажная артель, возникшая в поселке около двадцати лет назад, превратилась в крупное предприятие, на котором в две смены работали женщины из окрестных деревень, она именовалась теперь ткацкой фабрикой. С раннего утра до полуночи на фабрике стучали станки, и этот шум, особенно по вечерам, далеко разносился окрест. Со всех уголков Грузии сюда шли заказы на хлопчатобумажные и шерстяные изделия, и фабрика давно уже снабжала не только свой район, но и всю республику. Помимо фабрики, поселок был знаменит своими кооперативами, и за многим, что невозможно достать в городе, приезжали в поселок. А то, чего не оказывалось в поселковых магазинах, непременно можно было купить на базаре у частников.

В центре поселка стояла красивая каменная синагога. По второму этажу ее был пущен широкий балкон в грузинском стиле с колоннами, откуда превосходно обозревался просторный зеленый двор, дорога, ведущая на базар; а по ту сторону дороги огромное, заботливо ухоженное кладбище с железными воротами и высокой каменной стеной. Возле ограды — мясная лавочка. На задах лавочки резали скот в присутствии хахама[44] и парное мясо раскладывали на прилавке. Надо сказать, что некоторые жители поселка всячески старались придерживаться древних традиций и веры. На улицах часто можно было встретить длиннобородых стариков, направляющихся в синагогу в сопровождении мальчиков, несущих под мышками священные книги. На балконе часами сидели старики, громко распевая псалмы.