Вамех вместе с Мурой часто гуляли в полях. Он надевал солдатские сапоги и старый, продранный на локтях пиджак. Ружья у него не было, да ему и не хотелось обзаводиться им, он наслаждался этим безмолвным простором и старался ничем не нарушить его необыкновенный покой. Он осторожно шагал по траве, прислушиваясь к кваканью лягушек, населявших водоемы, к чириканью и пересвисту птиц, всем существом своим сливаясь с окружающим. Мура трусила рядом. Вамех привязался к собаке, которой в жизни не перепало ни ласки, ни любви. Она родилась в ином краю, и судьба, подстерегающая каждого, забросила ее сюда, где нет ни овец, ни скупых на слова чабанов, ни гор, ни пастбищ. Ей не довелось испытать морозных ночей, к которым она была подготовлена природой, и теперь, когда из лесу доносился веселый собачий лай, Мура молча трусила рядом с хозяином, так, как должна была трусить, охраняя по бесконечным дорогам отару овец. Почему на ее долю выпала такая участь? Почему лучшие годы она вынуждена была провести, посаженная на цепь? Ведь по рождению она не была дворовым псом? Ее призвание заключалось в ином, природа создавала ее для неустанной борьбы, но жизнь не использовала по назначению. Ее благородная и полезная энергия пропадала втуне, потому что ее посадили на цепь. Почему случилось так, чем вызвана такая несправедливость? — думал Вамех и не находил ответа: кто может точно решить, что справедливо, а что нет?
Они с Мурой гуляли по полю, держа путь на дальний лес. У железной дороги устраивались на траве и глядели на небольшую деревеньку по ту сторону озера, неподалеку от леса. У околицы пасся табун. Жеребята, навострив уши, замирали порой около кобылиц, но ничто не нарушало их покоя. Время от времени оттуда доносилось ржание. Мура и Вамех подолгу наблюдали за табуном. Царила тишина. Вамех отходил здесь душой, но какая-то заноза в сердце мешала ему полностью раствориться в этом покое, принять его таким, каков он есть, без стремления понять, что за ним. Да есть ли за ним что-нибудь? Я так устал, думал Вамех, я не желаю знать ничего иного, кроме того, что вижу!
Подолгу просиживал Вамех у насыпи, уйдя в свои раздумья. Иногда над его головой проносился поезд, и его диковинный в этой пустыне грохот отрезвлял Вамеха, рассеивал думы и возвращал к действительности. Он видел пространства, за которыми ничего не было. Потом опускались сумерки, и Вамех, сопровождаемый Мурой, возвращался домой.
По вечерам бывало так же прохладно, как и ранним утром, но в тот вечер, когда Вамех и Дзуку, допив бутылку, вышли из закусочной, они не почувствовали холодка. На улице не было ни одного прохожего. Под деревьями — сплошная тьма. Они медленно шагали по тротуару, расстегнув на груди сорочки, возбужденные водкой, и лишь звук их шагов нарушал тишину.
Вдруг из темной подворотни, пошатываясь, выступил худой мужчина и загородил приятелям дорогу. Лицо его невозможно было разобрать в темноте. На нем были телогрейка и теплая шапка. Вамех и Дзуку остановились, с удивлением уставясь на незнакомца.
— Извините, — произнес тот, — извините за беспокойство, — он закашлялся, — помогите, чем можете…
Вамех узнал знакомый голос и машинально протянул руку к карману, он никогда не отказывал нищим. Дзуку же терпеть не мог попрошаек.
— Проваливай! Работать надо, мать твою так!.. Чего побираешься?! — заорал он, скривившись.
— Извините, — сказал человек, — извините…
— Насобирают, а потом водку хлещут, ух, мать вашу!.. — еще раз выругался Дзуку.
— Простите, простите, — испуганно залепетал оборванец, пятясь к стене, он хотел отойти, но Вамех окликнул его:
— Подожди, Антон!
Да, это был Антон, тот самый Антон, который мечтал увидеть фейхоа, тот самый, который старался освободиться ото всех человеческих страстей и достичь духовного совершенства. Он ничуть не был сумасшедшим, но, по его же словам, все принимали его за душевнобольного, потому что мечты Антона были оторваны от деятельной жизни, и он никак не мог отыскать разумной середины между материей и духом.
Антон остановился. Вамех подошел к нему. Мура заворчала, но Вамех цыкнул на нее, и она унялась. Антон прислонился к стене, испуганно глядя на приближающегося человека, а, узнав его, обрадовался.
— Ах, это вы! — горячо воскликнул он, согнулся, схватил руку Вамеха и покрыл ее поцелуями.
Вамех оторопел. Дзуку хлопал глазами, не понимая, что происходит. Потом, оправившись, Вамех резко вырвал руку, согнутый Антон пошатнулся и грохнулся на колени. Вамех схватил его за плечи и поставил на ноги. Дзуку подошел ближе, неприязненно глядя на Антона.
— Что с вами? — спрашивал Вамех. — Вам нужны деньги?
Антон не отвечал, тяжело переводя дыхание.
— Он нализался, не видишь, что ли? Языком не ворочает, — пробурчал Дзуку.
— Ты пьян, Антон? — спросил Вамех.
Антон покачал головой, печально ухмыляясь.
— Таким и копейки давать не стоит, ненавижу побирушек! — грубо сказал Дзуку.
— Почему? Нищего всегда жалко, — возразил Вамех и вытащил из кармана деньги. — Сколько вам нужно, Антон?
— Я два дня ничего не ел, — глухо проговорил тот.
— Плоть требует своего, — улыбнулся Вамех.