Расплата

Некогда народ верил, что на вершине ее обитают владыка полей и его прекрасная дочь. Богами красоты были они — так гласила древняя легенда. Прекрасна была царевна — дочь владыки полей, столь прекрасна, что высшего совершенства не мог представить ни один из смертных. Сказочным лебедем плыла она над цветами, и белое, прозрачное покрывало трепетало за плечами ее. Она садилась на чашечку цветка и пела. Цветочной пыльцой утоляла она голод, цветочной росой — жажду. Она резвилась среди сверкающего разноцветья, заполнившего просторное поле на вершине горы, радуясь солнцу или лунному свету. Прекрасной голубкой порхала она с цветка на цветок, играла и пела, переполненная счастьем собственного совершенства. Ничто не нарушало ее покоя, потому что, — так утверждала легенда, — всякого смертного, осмелившегося настичь ее и коснуться, тут же ожидала гибель.

Но разве можно назвать человеком того, кто не рвется к непостижимому, кого не одолевает страсть постичь это непостижимое? И вот в далекие времена, — никто не помнит, когда это случилось, — один юноша поднялся на гору, вступил в царство цветов, увидел прекрасную дочь владыки полей и погнался за ней. Он почти настиг ее, но увернулась царевна, скрылась в отцовском дворце, и только прозрачное ее покрывало осталось в руках юноши. С тех пор никто не видел его, не знал, что случилось с ним, какая участь постигла его, погиб он или остался с владыкой полей, как равный среди равных? Может быть, неистовое стремление к непостижимому, убежденность, что ему откроется нечто, скрытое ото всех, бесконечная вера и вправду превратили его в небожителя, обессмертив душу? А может быть, земля не отпустила своего сына и приняла прах его в свое лоно? Никто не знал, что произошло с ним, и легенда умалчивала о дальнейшей судьбе его.

Но Вамеху, стоящему сейчас на берегу реки, отягощенному собственной плотью и притяжением земли, безгранично привлекательным казался тот юноша, тот смельчак, которого, может быть, вообще не рожала земля, и чей подвиг был только символом безудержного стремления к непостижимому. Вамеху был близок тот юноша, и это возвышало Вамеха, и ему самому хотелось взойти на ту голубую вершину, на которую еще не ступала нога человека, подняться на нее и своими глазами увидеть дочь владыки полей и прекрасный мир цветов, в котором живет она.

«Весной обязательно поднимусь туда», — твердо решил он, и жизнь предстала перед ним во всей своей красе, потому что он верил. — жизнь есть то, что происходит в нашей душе, а не где-то вне нас. Это решение наполнило его гордостью, он расправил плечи и, уверенный в успехе, как будущего соперника, смерил взглядом неприступную со всех сторон скалистую гору, возвышающуюся в верховьях ущелья.

Затем Вамех сошел на тропинку и начал спускаться к селу. Синий теплый вечер, оцепенение долин, сельская тишина — все было прекрасно. Тропинка сбегала по склону, издали доносилось позвякивание колокольчиков возвращающегося с пастбищ стада и требовательное мычание отставших телят. На проселочной дороге лаяли собаки, а над домами поднимался из труб ровный, белый дым.

У околицы Вамех заметил женщину, стоящую на шатком мостике через овражек, и узнал в ней Алису. Он обрадовался, вприпрыжку сбежал с тропинки и обнял ее.

— Где ты пропадал? Целый час дожидалась тебя, — ласково попеняла Алиса.

Вамех не ответил, только сильнее прижал ее к себе. Недавнее настроение еще не покинуло его, и ему стало жалко Алису, жалко того тепла, которым она так щедро делилась с ним.

— Пойдем, там Шамиль ждет тебя, — улыбаясь, сказала Алиса и сама обняла его.

— Что ему надо?

— Не знаю, дело какое-то…

2

Шамиль вовсе не был таким отпетым негодяем, каким считался в городке. Все, кто знал его ребенком, еще помнили рослого не по годам мальчика в коротких штанишках, который, бывало, по дороге в школу или из школы вежливо здоровался со старшими, приветливо всем улыбаясь и блестя живыми, смышлеными глазенками, а зимой еще и снимал при этом шапку. Признанный главарь и заводила среди своих сверстников, он никого не обижал несправедливо, хотя иногда в разгар игры мог хлопнуть провинившегося товарища. Да кто в детстве не бывал скор на расправу? Трудно увидеть в этом что-то из ряда вон выходящее, хотя малыши прекрасно могли бы обходиться без потасовок. Так или иначе, но безусловно сразу бросалось в глаза, что Шамиль воспитывался в достойной семье. Его мать до самого ухода на пенсию преподавала грузинский язык и литературу в той самой школе, где сейчас директорствовал Вахушти. До него этот пост занимала мать Шамиля, но потом ее сместили, вручив бразды правления школой Вахушти, как более молодому, перспективному и во всех отношениях более подготовленному педагогу. В свое время мать Шамиля обвиняла Вахушти в коварных интригах, но прошли годы, обида ее забылась сама собой, да к тому же для подобных обвинений не было явных доказательств.