Расплата

Прасолы, пропахшие кожей и дегтем, стоя на коленях, истово просили господа бога, чтобы не переводились на лугах стада; торгаши, пропахшие селедкой и постным маслом, умоляли его сеять по "морям и окиянам золотые рыбки"; а булочники, румяные и круглые, как куличи, подобострастно вымаливали копеечку с пуда муки, чтобы можно было выпечь из нее пятачок. И в тех же церквах, обливая слезами свои посконные рваные хламиды, бились лбами об холодный пол бедные, голодные люди, выпрашивая у бога хоть крошечку сочувствия к поруганной, полуголодной жизни, отданной целиком во власть имущим. Эти люди кормили всю Русь и - не могли прокормить своих детей до нового урожая.

Три года окопной жизни - немалая школа. Василий сдружился с ефрейтором Буровым из Козлова. Буров откуда-то доставал тайные листовки про царя, в которых правдиво описывалась жизнь солдат и их семей. От него же впервые услышал Василий про Ленина, стал сам читать неграмотным солдатам газеты, дважды ходил с ефрейтором на тайное полковое собрание.

В это время в полку вдруг объявился Тимофей Гривцов, прибывший с пополнением. Он уже был в чине прапорщика.

Триста восемнадцатый полк готовился к наступлению на австрийские позиции. Прапорщика Гривцова назначили командовать соседней третьей ротой. В наступлении, когда все смешалось, Василий неожиданно увидел впереди знакомую фигуру Тимофея, прячущегося за кустом. Руки сами подняли винтовку. Шедший рядом Буров остановил Василия: "Не так надо бороться, Вася..."

Наступление полка сорвалось. Прапорщик Гривцов сказался больным и был отправлен в тыл. А вскоре по фронту пронеслась весть о свержении царя. Василия вместе с Буровым избрали в полковой комитет...

С тех пор прошло уже больше года, Октябрьская революция сделала Василия красным бойцом, он командовал взводом на Южном фронте, был тяжело ранен, а то искреннее доверие солдатской массы, когда его избрали членом полкового комитета, настолько подняло Василия в своих собственных глазах, что он сразу словно переродился. Большевик Буров стал для него примером во всем.

2

Поезд подходил к Тамбову осторожно, недоверчиво, как подходит человек к дому, из которого только что стреляли.

Василий Ревякин стоял в тамбуре, нетерпеливо поправляя складки френча у пояса. Он подтянулся, выглядел бодрым, хотя лицо еще отдавало госпитальной желтизной.

Вагоны дрогнули и остановились. Василий поправил на плече ранец и сошел на перрон.

Заметив вооруженных красногвардейцев, подошел, предъявил документы.

Сзади кто-то больно ударил по плечу. Обернулся.

- Андрей!

Андрей Филатов, сын кривушинского богатыря, друг и ровесник Василия, широко расставил руки для объятий и радостно заулыбался:

- Васяха! Ну и ну! Вот встреча!

- Потише тискай, медведь! Из госпиталя недавно.

- Куда угораздило-то?

- В левую ногу. Два месяца отвалялся.

- А сейчас откуда?

- Из Козлова. В свой полк за документами заезжал. А ты что тут делаешь?

- Эшелоны сопровождаю. Сейчас отправка. Так ты в Кривушу? Передай моей Дашутке поклон! Тяжелая она... Тебя крестным запишем!

- А ты давно от своих?

- Недавно заезжал.

- Мои-то как там?

- Все живы... Да! Ты с Тимошкой Гривцовым в одном полку служил? спохватился Андрей.

- В одном, а что?

- Он тут с генералом путался, адъютантом был.

- Так вон он куда из Козлова убежал! Где же он теперь? Арестован?

- Вместе с генералом утек.

- Упустили гадину!

- Сидор, отец его, верховодит в Кривуше, в Совет пролез.

- Ничего, скоро и за Сидора возьмемся! Новую жизнь ладить начнем!

- Давай, Васяха! Помогу! Вон ищут меня. В Кривуше свидимся!

Широкие плечи Андрея закачались в толпе. Василию легче стало на душе от этой встречи. Дома все живы, Маша ждет небось не дождется...

Эх, если бы не пакет в Губком! Махнул бы прямо с вокзала домой. Кажется, до Татарского вала бежал бы бегом без передышки.

- Эй, товарищ комиссар! - окликнул Василия извозчик. - Садись, мигом домчу куда хошь!

- Мне недалеко, дойду, - ответил Василий, ощупав в кармане пакет и револьвер.

Шел по Дворянской, искоса поглядывая на затейливые узоры купеческих и помещичьих домов. Улица будто вымерла. Притихли в своих домах толстопузые! Выглядывают небось из щелок и дрожат от страха и ненависти!

Изредка встречаются патрули - красноармейцы. Они подозрительно осматривают одежду Василия. Вот еще двое... По разговору понятно - только что отвели в Чека какого-то офицера, пойманного на чердаке.

- Товарищи, где помещается Губком? - спросил у них Василий.

- А тебе чаво там? - поинтересовался высокий.

- К Чичканову. Из Козлова я приехал.

- А документ есть?

Василий показал проходное свидетельство.

- Иди в "Колизей", на второй этаж.

- Какой "Колизей"? Где он?

- Да вот он! Ты что, ослеп? С колоннами на углу.

- Дом Дворянского собрания?

Патрули переглянулись и снова подозрительно покосились на одежду Василия.

- Ты что? Давно не был в Тамбове?

- Три года в окопах отсидел.

- А-а! Ну, тогда закуривай! - И высокий красноармеец достал красный кисет.

Василий свернул большую козью ножку. Красноармеец положил было кисет в карман, но опять вытащил.

- Возьми еще с собой.