Расплата. Яростное безумие

— Это алхимия, — сказал он. — Процесс превращения трех железяк, купленных за три рубля, в некое более или менее значительное количество долларов.

Потом Василий объяснил, что, как и всякая алхимия, это процесс таинственный и зависящий не только от знаний и мастерства, но и от соблюдения необходимых ритуалов.

— Я покупаю в магазине три железяки прошлого века, — говорил Василий оживленно. — Они совершенно разные, от разных украшений. Старые, страшные. Их кто-то подобрал на помойке и на всякий случай принес в антикварную лавку. А там ее тоже на всякий случай поставили на комиссию и выложили на прилавок. Цена копеечная, сами железки ничего не стоят, но вдруг найдется какой-нибудь сумасшедший… Вот тут нахожусь я. Но я вовсе не сумасшедший. Просто у меня есть голова и руки, — лицо Василия при всем этом рассказе светилось от удовольствия. Он как бы заново переживал весь процесс, который доставлял ему такое бешеное наслаждение. — И я беру эти железки, — говорил он, — и несколько дней верчу их в руках. А потом придумываю, как их составить вместе таким образом, чтобы получился антикварный предмет. Реставрирую их, мою, подкрашиваю и всякое такое… Вот у меня лежат сто никому не нужных старых обломков. И я их составляю друг с другом, фантазирую, что к чему лучше подойдет и что из этих комбинаций может получиться.

— И потом продаешь? — спросил я.

— Потом делаю эту вещь, — значительно и торжественно сказал Василий. — Потом ставлю на полку и любуюсь ей. День, другой, третий… За это время я соображаю, сколько за нее можно запросить. И только потом продаю.

— В том же магазине продаешь, где и купил? — поинтересовался я.

— Нет, по-разному, — ответил он. — Можно и в том же. Они этих своих же вещей все равно не узнают. Потому что они даже представить не могут, что из хлама можно сделать такую конфетку. Куца им…

Василий показал мне бронзовую люстру. Она имела внушительный вид и производила впечатление дорогой вещи.

— Она и есть дорогая, — сказал гордо Василий. — Я купил ее по дешевке недавно. Это были просто обломки. Как будто ее топтали ногами вандалы… И все было отломано, отсутствовали детали. Я все нашел, все приставил. Правда ведь, никогда не скажешь, что все детали «не родные», а сборные?

— Издали не скажешь, — ответил я.

— Просто я подобрал подходящие по стилю, — объяснил Вася. — А издали на нее и будут смотреть. Это же люстра. Гости же не полезут на потолок ее рассматривать. Правда?

— Правда, — почтительно ответил я. — И много ты этим зарабатываешь?

— Ну, — медленно и важно сказал Василий, — фонд заработной платы твоего театра за три месяца я имею в месяц.

— Ну уж, — усомнился я, — это несколько миллионов.

— Вот я и имею это, — сказал Василий и усмехнулся. — Ты сам спросил. Я и ответил.

Он говорил все это с гордостью, и я его понимал. Это была гордость человека, который зарабатывает большие деньги своим собственным трудом. Смекалкой, знаниями, мастерством. Он же не грабит людей, не ворует народное достояние. И даже не является депутатом…

Отчего же ему не гордиться? Это законный бизнес, и Василий никого не обманывал.

— Все же ты будь поосторожнее, — сказал я на всякий случай, — Ты, надеюсь, кроме меня, никому не говоришь о своих доходах?

— Ты имеешь в виду налоговую инспекцию? — засмеялся беспечно Василий. — Им меня не поймать… Ну, немножко я им заплачу, конечно.

— Нет, — сказал я. — Налоговая инспекция — это в Америке страшно. У нас она никогда никому не страшна. Я не их имею в виду…

— А, рэкетиров? — спросил опять смеясь Василий. — У меня есть свои рэкетиры.

— То есть, — не понял я сначала.

— Ну, есть свои, — неохотно ответил брат. — Мой старый ДРУГ — рэкетир. Он хороший парень и всегда поможет, если что. Так что на этот счет я совершенно спокоен.

— Ну, тогда твое дело, — ответил я. — Может быть, ты и прав. Тогда тебе нечего бояться.

А про себя я подумал: «Ну и времена настали! Ну и страна, в которой мы теперь живем! Мы так спокойно обо всем этом говорим, а ведь, если на секунду задуматься, это же сумасшедший дом. Настоящий сумасшедший дом, а не Россия. Для того чтобы заниматься более или менее выгодной работой, нужно обязательно иметь знакомого рэкетира… Да еще желательно друга детства».

Да и само состояние нашей морали! Человек просто и свободно говорит о том, что у него есть друг — рэкетир… И все спокойно слушают и даже улыбаются. Попробуйте в какой-нибудь Англии или Италии сказать в обществе, что у вас есть знакомый рэкетир. Попробуйте… С вами до конца вашей жизни перестанут здороваться. Вам никогда больше никто не подаст руки.

А у нас такие разговоры — в порядке вещей… И все мило улыбаются. Благовоспитанные люди.

— Ты что-нибудь платили» этому рэкетиру? — все-таки просто ради любопытства поинтересовался я.

— Нет, конечно, — улыбнулся Вася — Я же говорю тебе — он мой старый друг. Просто поможет, если будет надо. Вот и все.

Ларисе он устроил шикарную жизнь. Он не пускал ее на работу, и она целыми днями принадлежала себе. Детей у них не было, так что хозяйство не занимало у Ларисы много времени.