Он стоял в тени, поэтому она не видела его лица. Слышала только его слова и хрупкую нежность стоявшую за ними. Только по тембру его голоса она могла понять, чего ему вообще стоило заговорить.
– Хелен. Сегодня утром я проснулся и окончательно понял, что люблю тебя. Очень сильно. Да поможет мне Бог… Только почему-то именно теперь, в этот момент моей жизни мне очень страшно.
– Рис…
– Нет. Прошу тебя. Ответишь мне завтра.
Он решительно повернулся, пошел по проходу и, поднявшись на сцену, присоединился к остальным.
Оставшись одна, леди Хелен заставила себя следить за сценой, но мысли ее были далеко. Они упрямо возвращались к мыслям о верности. Если эта встреча с Рисом была проверкой ее преданности ему, то и любому тупице было бы ясно, что она этой проверки не выдержала. Не означал ли этот мгновенный провал самого худшего, не спрашивает ли она себя в душе о том, что на самом деле делал тогда в Уэстербрэ Рис, пока она спала? Она презирала себя.
Поднявшись, она вернулась в фойе и прошла к кабинетам администрации. Она решила отказаться от искусной лжи. Она скажет секретарше Стинхерста правду.
Честность и только честность – в данном случае это самое мудрое решение.
– Этот стул, Хейверс, – снова повторил Линли, возможно, в четвертый или в пятый раз.
День становился нестерпимо холодным. Резкий ветер дул с моря, несясь над Болотами, не сдерживаемый ни лесами, ни холмами.
Линли повернул назад к Портхилл-Грин, когда Барбара закончила свой третий просмотр фотографий места самоубийства и убрала их в папку, которую на время дал им главный констебль Плейтер.
Она мысленно покачала головой. Дело, которое выстраивал ее шеф, было более чем шатким: оно было несуществующим.
– Не понимаю, как можно прийти к какому-то твердому и надежному заключению, посмотрев на фотографию стула, – сказала она.
– Тогда
– Но так могло быть. Она обронила туфлю, – напомнила ему Барбара.
– Верно. Но у нее слетела правая туфля, Хейверс. А если вы посмотрите еще раз, то увидите, что стул лежит
Барбара понимала, что он полон решимости ее убедить. Возражать было бесполезно. И, однако, она пыталась спорить.
– Значит, вы считаете, что Джой Синклер, собирая материалы для книги о самоубийстве, совершенно случайно напала на убийство. Как? Среди всего этого жуткого количества самоубийств в стране наткнуться именно на то, которое было убийством? О боже, и, по-вашему, это достаточно вероятно?
– Но посудите,
– Если это
– К тому времени, как туда попал Плейтер, все местные мужчины искали Ханну, все они были убеждены, что ищут самоубийцу. И когда они ее нашли и позвонили в полицию, то сообщили о самоубийстве. Плейтера как бы поставили перед фактом. Поэтому он уже не мог судить объективно – еще до того, как увидел тело. И ему представили весьма убедительную улику – прощальную записку Ханны.
– Но вы слышали, что сказал Плейтер – записка не фальшивая.
– Естественно, – сказал Линли. – Я уверен, что это ее почерк.
– Тогда как вы объясните…
– Боже мой, Хейверс, да посмотрите же. Где тут хоть одна орфографическая ошибка? Или хотя бы пропущенная запятая?
Барбара вынула записку и пробежала ее глазами.