Слабая улыбка тронула губы Стинхерста, в ней отразились печаль и смирение.
— Алек, мой сын служил в ВВС. Его самолет упал во время испытательного полета над Оркнейскими островами в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. В… — Стинхерст быстро моргнул и поменял позу. — В Северное море.
— Джой об этом знала?
— Конечно. Но она любила Алека. Они хотели пожениться. Его смерть стала для нее огромным ударом.
— Вы были против этого брака?
— Я был не в восторге. Но не отговаривал. Просто предложил им подождать, пока Алек отбудет свой срок в армии.
— Отбудет срок?
— В нашем роду все мужчины служили в армии. Этой традиции уже триста лет. Вряд ли кому захотелось бы, чтобы его сын стал первым, кто нарушит традицию. — В первый раз в голосе Стинхерста появилось что-то похожее на чувство. — Но Алек мечтал совсем о другом, Томас. Он хотел изучать историю, жениться на Джой, писать или преподавать в университете. А я — горе-патриот, любивший свое фамильное древо больше, чем собственного сына, — я не отставал от него, пока не убедил выполнить свой долг. Он выбрал Военно-воздушные силы. Думаю, он считал, что там он будет подальше от этого пекла. — Стинхерст посмотрел на Линли и пояснил, словно защищая сына: — Он не был трусом. Он просто не выносил войны. Довольно естественная реакция для прирожденного историка.
— Алек знал о романе матери с дядей?
Стинхерст снова опустил голову. Разговор, казалось, отнимает у него не один год жизни, лишая последних сил. Это поражало, ведь он был невероятно моложав.
— Я думал, что нет. Надеялся, что нет. Но теперь, судя по тому, что вчера вечером сказала Джой, выходит, что знал.
Значит, все эти впустую потраченные годы, вся эта шарада — разыгранная, чтобы защитить Алека, — оказались напрасными. Словно прочитав мысли Линли, Стинхерст добавил:
— Я всегда был чертовски цивилизованным. И не собирался превращаться в Чиллингзуорта, когда Маргерит стала Эстер Принн[21]
. Поэтому мы и разыгрывали эту шараду — Элизабет была моей дочерью до кануна нового, шестьдесят второго года.— Что случилось?
— Я узнал правду. Это было случайное замечание, обмолвка, из которой я понял, что мой брат Джеффри как раз тем летом находился в Сомерсете, а не в Лондоне, где вроде бы должен был быть. И тогда меня осенило. Но думаю, в глубине души я всегда это подозревал.
Стинхерст вдруг резко поднялся и, подойдя к камину, бросил туда несколько кусков угля, а потом стал смотреть, как их охватывает пламя. Линли ждал, пытаясь понять причину его внезапной активности. Что это? Попытка обуздать эмоции или что-то скрыть?
— Произошла… боюсь, мы страшно поссорились. Точнее — подрались. Это было здесь, в Уэстербрэ. Нас разнял Филип Джеррард, муж моей сестры. Если честно, Джеффри досталось больше… Он уехал сразу же после полуночи.
— Он был в состоянии ехать?
— Видимо, он считал, что да. И видит бог, я не пытался его остановить. Маргерит пыталась, но он не подпустил ее к себе. Он бросился отсюда в бешенстве и через пять минут погиб на двойном повороте сразу за Хиллвью-фарм. Его занесло на льду и выкинуло на обочину. Машина перевернулась. Он сломал шею. Он… сгорел.
Они молчали. Кусочек угля выпал из камина и подпалил ковер. В воздухе едко запахло паленой шерстью. Стинхерст бросил уголек обратно в камин и продолжил свою историю:
— В ту ночь Джой Синклер была здесь, в Уэстербрэ. Приехала на праздник. Она была одной из школьных подруг Элизабет. И, вероятно, услышала какие-то обрывки фраз во время нашей с Джеффри ссоры и сделала умозаключения. Надо сказать, у нее всегда была страсть резать правду-матку. Самый лучший способ отомстить мне за то, что я невольно стал причиной смерти Алека.
— Но это случилось десять лет назад. Почему она ждала так долго, чтобы отомстить?
— Кем была Джой Синклер десять лет назад? Как она могла отомстить тогда — двадцатипятилетняя женщина в самом начале своей карьеры? Кто бы стал ее слушать? Она была никем. Это теперь она — писательница, удостоенная наград и имеющая репутацию человека, придерживающегося фактов, — теперь она может повелевать аудиторией, которая наверняка станет ее слушать. И как умно она поступила, написав пьесу в Лондоне, а в Уэстербрэ привезя совсем другой вариант. И никто ни о чем не знал, пока вчера вечером мы не начали читку. Причем в присутствии журналиста, готового подхватить самые сальные факты. Правда, все зашло не так далеко, как надеялась Джой. Спасибо Франческе — подняла крик задолго до того, как самые худшие подробности нашей отвратительной семейной саги вышли наружу. А теперь конец положен и самой пьесе.
Линли восхитился его смелостью, откровенным, прямым признанием в том, что у него имеется мотив. Стинхерст наверняка понимал, до какой степени опасны его откровения.
— Вы, конечно, понимаете, насколько осложнили ситуацию тем, что сожгли эти сценарии?
Стинхерст скользнул взглядом по камину. По лбу пробежала тень, сгустившись на щеке до черноты.