Дверь палаты приоткрылась. Услышав тихий шорох, Наполеонов повернулся и, увидев заглядывающую в палату медсестру, которая делала ему нетерпеливые знаки, поднялся со стула и распрощался. Время, отпущенное медиками, истекло, но он и сам уже собирался уходить. Просто не знал, как это сделать менее болезненным способом для убитой горем женщины. Приход девушки решил вопрос. Медсестра выпустила следователя из палаты и вкатила капельницу.
Валентина Герасимовна Волоокая буквально влетела в кабинет Наполеонова. Он вспомнил по фамилии свидетельницу, с которой разговаривал один из оперативников возле дома, где был убит Воронков Геннадий Осипович. Она, кажется, тем вечером гуляла с собакой.
– Я видела! Видела эту старушку! – закричала она буквально с порога.
– Вы садитесь, Валентина Герасимовна, – осторожно проговорил Наполеонов.
Волоокая не села, а плюхнулась на стул с такой силой, что он заскрипел, и Шура стал опасаться, выдержат ли его деревянные ребра напор такой страсти и веса. Все-таки Валентина Герасимовна весила немало.
Заметив взгляд следователя, устремленный к месту соединения ее ягодиц с сиденьем старого стула, Волоокая покраснела и заговорила на два тона тише:
– Я видела сегодня ту старушку.
– Какую старушку?
– Вы что, забыли?! Ту, что не любит собак!
– Ах да. Вы говорили, что какая-то пожилая женщина испугалась вашей собаки.
Наполеонов считал, что испугаться собаки Валентины Герасимовны простительно не только какой-то старушке, можно сказать божьему одуванчику, но и крепкому детине, так как Волоокая держала не пуделя или болонку, а бультерьера. Следователь был уверен, что такой собаке не место в квартире и вообще в городе.
– Вы уверены, что это она? – спросил он Валентину Герасимовну. – Ведь вы говорили, что было темно и вы ее не разглядели….
– Все так! Я очень хорошо разглядела выражение ее лица! Ее аж перекосило от злобы, когда она смотрела на моего Малыша.
«Хорош малыш, – подумал Наполеонов, – весит не меньше 50 кг».
– Но я уверена, что это она!
– Почему?
– Объяснить не могу. Но это она.
– На этот раз вы тоже были с Малышом?
– Да, я всегда с ним, – важно кивнула Волоокая.
– И она снова недружелюбно посмотрела на него?
– Не то слово!
– И поэтому вы решили, что это она?
– И поэтому тоже. Но не только.
– Я, конечно, дико извиняюсь, – не выдержал Наполеонов, – но, Валентина Герасимовна, ваш Малыш мог не понравиться или, вернее, даже напугать не только ту старушку, встреченную вами во дворе, но и многих других.
– Что вы хотите этим сказать?! – набычилась хозяйка Малыша.
– Ничего, – вздохнул Наполеонов.
– Так вы верите мне или нет? – напирала посетительница.
– Верю, – сдался следователь, – возможно, эта женщина там живет или приходит к детям.
– В нашем дворе она точно не живет. И в соседних тоже. Мы, собачники, в курсе того, кто поблизости проживает. Дети тоже отпадают. Хотя она могла приходить к кому-то…
– Хорошо, где вы ее встретили?
– На рынке. Она покупала творог, а я шла по ряду, и меня как током стукнуло! Она!
– А рынок рядом с вашим домом?
– В том-то и дело, что нет! Я встретила ее на Центральном рынке.
– Но…
– Никаких «но»! – резко оборвала его Волоокая.
– Вы можете ее описать?
– Да!
– То есть теперь вы ее хорошо разглядели?
– Естественно! Ведь днем светло! – Свидетельница посмотрела на следователя как на недотепу.
– Тогда попробуем составить фоторобот, – сказал он больше для того, чтобы отвязаться от нее.
Волоокая согласно кивнула и послушно пошла за следователем, приведшим ее в кабинет криминалиста-программиста. Лицо старушки стояло у Валентины Герасимовны перед глазами, но превратить появившийся на экране компьютера фантом в лицо реального человека оказалось весьма сложно. На мониторе появлялись и исчезали после нажатия кнопки глаза, губы, скулы, носы, брови, но все как-то не то…
Валентина Герасимовна уже начала отчаиваться, и чем больше она падала духом, тем больше нервничала. Криминалист-программист пытался ее успокоить, но, увы, напрасно. В результате, после полутора часов мучений, получившийся фоторобот существенно отличался от оригинала, и выражение лица у него было как у Бабы Яги, выпившей стакан уксуса.
– Я еще не все вам сказала, – вздохнула Волоокая, вернувшись в кабинет следователя, – я хотела за ней проследить.
– И?
– Она вышла с рынка, зашла в супермаркет, и там я ее потеряла.
– Скажите, – спросил Шура, – а вы не помните, какой купюрой старушка рассчитывалась на рынке?
– Помню. Тысячной.
– А когда она складывала сдачу в кошелек, вы не заметили, там было много денег?
– Не заметила, – виновато вздохнула Валентина Герасимовна.
– А сам кошелек был объемным?
– Не очень…
– А дорогим?
– Средним. Кошельки такого типа на ярмарке обычно тысячи за полторы продают.
«Старушка не совсем бедная, – подумал следователь, – обычно старушки обходятся кошельками за 500–700 рублей».
Волоокая смотрела на следователя своими большими глазами и молчала. Потом тяжело вздохнула.
– Знаю я, о чем вы думаете…
Наполеонов вскинулся и с любопытством посмотрел на женщину.