Расплата по чужим счетам

Она почувствовала, как громко забилось его сердце, и спросила шепотом:

– Она прошла?

– Нет еще…

Через несколько минут она повернула голову, Вилены Андроновны уже не было.

– Ты запомнил ее? – спросила Мирослава.

– На всю жизнь! – горячо заверил он.

– Я думаю, что это слишком, – засмеялась Волгина, – сфоткаешь ее и можешь забыть.

Он ничего не ответил, думая о том, что скоро они расстанутся, и неизвестно, когда он ее снова увидит.

Валерьян осторожно спросил:

– А когда и где я передам вам фотографии?

– Когда сфотографируешь, можешь привезти мне домой. Если тебя это не затруднит.

Он подумал и помотал головой. Ему, конечно, очень нравился ее дом и сад. Но там всегда был Морис Миндаугас, который, судя по холодному взгляду его светлых глаз, был вовсе не рад приезду Валерьяна.

– Ну хорошо, – проговорила она, догадавшись о причине его нежелания ехать к ней, – может, встретимся снова в «Жемчужине», если ты не возражаешь?

– Хорошо, – быстро закивал он.

– Тогда пока. – Она выбралась из его машины и помахала ему рукой.

– До свидания, – прошептали его губы. Потом он долго смотрел вслед ее «Волге», прежде чем тронуть с места свою машину.

* * *

Когда Мирослава приехала домой, ее уже поджидал Шура Наполеонов. Он ходил взад и вперед по дорожке возле крыльца. Следом за ним важно вышагивал Дон. Вероятно, кота это занятие развлекало, так как у него на мордочке было разлито удовольствие, и он даже тихо мурлыкал. Но, увидев Мирославу, кот сразу бросился к хозяйке. К Дону присоединился и Наполеонов.

– Где тебя носит? – спросил он.

– Это вместо здравствуйте и добрый вечер, – расхохоталась она.

Шура сердито фыркнул.

– Господин следователь сегодня не в духе, – констатировала Мирослава и спросила: – А где Морис?

– Ужин готовит.

– Так вы еще не ели? – улыбнулась девушка.

– А то ты не знаешь, что Морис без тебя не накрывает на стол! – выпалил Наполеонов.

– Не злись, Шурочка. – Мирослава ущипнула его за щеку.

– Не щипайся.

Они вошли в дом и вскоре уже сидели за столом. Мирослава сделала вид, что не замечает, что ее секретарь и помощник тоже не в духе. После ужина она изложила Наполеонову все о проделанной за день работе.

– И плюс к тому в институте, где преподавала Оседлова, был убит студент, сброшен с лестницы, правда, Тукаева не ножом убили, и ничего у него не было отрезано, дело было закрыто с формулировкой «несчастный случай».

Сытый Наполеонов тянул холодный мятный чай через трубочку и не перебивал ее, только время от времени кивал.

Когда Мирослава закончила делиться с ним информацией, Наполеонов вздохнул.

– Ну и что?

– Как – ну и что?!

– Ты считаешь, что это Вилена столкнула с лестницы Тукаева?

– Да, я так считаю. Но доказать это по прошествии времени не представляется возможным.

– И следуя своей логике, ты перебрасываешь мостик от того давнего убийства к убийству Павлова? Но его-то зачем ей убивать? Он же не бросал свою Липу?

– Пока не знаю…

Шура кивнул.

– Но я бы посоветовала тебе вести за ней наблюдение.

– Шутишь?

– Нет.

– Ты знаешь, во сколько обходится такая забава? – принялся объяснять Шура.

– Знаю, – оборвала его Мирослава, – но ты не из своего кармана платишь.

– Ага, а налогоплательщики…

– Хотят, чтобы их мужья, сыновья и внуки возвращались домой целыми и невредимыми.

– Ладно, ты права.

Помолчав некоторое время, Шура спросил:

– Ты помнишь гномиху?

– Какую гномиху? – удивилась она.

– Ну, из «Белоснежки».

Ресницы Мирославы взлетели вверх.

– Кафе «Белоснежка»! – воскликнул нетерпеливо Шура. – Официанты одеты в костюмы гномов.

– А, это… – протянула она.

– И нас обслуживала гномиха по имени Мари.

– Она понравилась тебе? – живо заинтересовалась Мирослава.

– Не в этом дело!

– А в чем?

– Я песню сочинил. Будете слушать?

– Будем, – вставил Морис, – я сейчас гитару принесу.

– Шур, – притворно вздохнула Мирослава, – вы с тетей Викой непредсказуемые.

– Это потому, что мы творцы, – важно сказал Шура, принимая гитару от вернувшегося Миндаугаса.

Пальцы Наполеонова ласково пробежали по струнам, он откашлялся и запел:

Мари! Мари!! Какие звезды!
Не уходи! Побудь чуть-чуть!
Мелодией наполнен воздух,
Мелодией любви, где грусть…
В твоих глазах миры блуждают —
Таинственны, как зеркала,
Что в полночь меж свечей мерцают.
И мне галактика мала!
Затем, Мари, что в этот час,
Мгновенной очарован болью,
Я без твоих зеркальных глаз,
Как кровью, изойду любовью.

– Странно, что ты не влюблен в нее, – тихо проговорила Мирослава, когда он умолк.

– Почему странно?

– Она вдохновила тебя на песню.

Шура пожал плечами.

– Ничего в этом нет странного, – заметил Морис, – Пушкин тоже не был влюблен в Анну Керн.

– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – усмехнулась Мирослава.

Ни один из присутствующих мужчин не рискнул ей возражать.

– И потом, – улыбаясь, проговорила Волгина, – я бы на твоем месте посвятила эту песню нашей Люси.