Расплата. Цена дружбы

– Словно перину между холмов уложили, – сказал Юрик, в школе баловавшийся стихами.

– Или саван, – откликнулся Вовчик. Планшетов покосился на него с тревогой. «Во колбасит, – подумал Юрик. – Как бы он окончательно с катушек не слетел».

Вскоре «Девяносто девятая» целиком нырнула в туман, словно батискаф, бросающий вызов морским глубинам. Ощущение погружения оказалось настолько правдоподобным, что пассажиры невольно поежились. Окна застили густые белесые хлопья, салон наполнился неверным, мерцающим светом. Планшетов врубил «противотуманки» и «дальний», но с тем же эффектом мог включить радио. Туман поглощал фотонные потоки фар с легкостью промокашки, впитывающей чернильную кляксу.

– Он будто свет хавает, – сказал Планшетов растерянно.

– В смысле, зема?

– Ну, как живой организм.

– Я ж говорю, гиблые тут места. – Вовчик перешел на шепот. Разное про них говорят.

– Что говорят? – Планшетов практически остановил машину. И, прислушиваясь, опустил ветровое стекло. Нити тумана поползли в салон, будто щупальца осьминога, добирающегося до морской раковины.

– Подыми стекло, земляк. И нажми. Что ты плетешься, как на похоронах? – Вовчику не терпелось убраться. Он этого не скрывал.

– Еще задавим кого в тумане, чувак.

– Кого? – Вовка сидел, как на иголках. – Местные тут по ночам не ходят, понял? А кто бродит, того один хрен не задавишь, потому как по второму разу помереть нельзя.

– Бред, – сказал Юрик.

– Ты плуг неумный! Мне пацан хозяйский рассказывал, что красноармейцы здесь людей закапывали. Которые от голода померли. До войны. На подводах привозили, и в ров. По-любому. Пацан – грамотный черт, хоть и два вершка от горшка.

– А в войну, – тоном заговорщика продолжал Вовчик, – тут самих красноармейцев не меряно полегло. В сорок первом. Как немецкие танки УР с тыла обошли, так гарнизон сюда побежал. И, – под гусеницы…

– Веселая история, – оценил Планшетов.

– Без дураков, зема. В сорок втором немцы хутор спалили. Из-за партизан. Загнали народишко в хлев, и из огнемета… После войны здесь рыбпромхоз организовали. Запрудой реку перегородили, и, давай карпов разводить. А вода могилы размыла.

– Значит, тут теперь рыбы завались?

– Аж два раза. Где там. Рыбхозу давно вилы настали. Озеро обмелело, заилилось. Болота тут теперь. Гиблые. То корова пропадет, то коза…

– Пурга, – резюмировал Планшетов. – Чушь натуральная. Вовчик, у тебя талант. Тебе бы страшилки в журналы сочинять. Бабок бы колотил… – Договорить он не успел. Волына вцепился ему в запястье:

– Тихо, зема! Смотри!

Вокруг по-прежнему клубился густой туман, и каждая висящая в воздухе капля преломляла лучи автомобильных фар согласно какому-то своему, отличному от прочих закону. Туман не стоял на месте, а закручивался, как показалось Планшетову, спиралью, и как бы дышал, хотя, очевидно, это не то слово, действительно напоминая живой организм. Тени играли, как заблагорассудится. Редкие бетонные столбики вдоль обочины теперь представлялись уцелевшими противотанковыми надолбами, а несколько зловещего вида коряг, в которые превратились погибшие от наступления грунтовых вод деревья, здорово смахивали на виселицы.

– Туда смотри!

– Куда туда? – Сколько Планшетов ни таращился, кроме теней, которые, при желании, можно было принять за что угодно, ни черта не разглядел.

– Наверное, померещилось, – с облегчением сказал Вовчик.

– Идиот! – выдохнул Планшетов и прибавил газу. – Ты что, нарочно это вытворяешь, кретин?!

Вскоре туман расступился, выпустив машину на возвышенность.

– Вот и село, – сказал Вовка.

– Не слепой.

Их встретил дружный лай собак и кривые деревенские штакетники, которые часто выглядят так, словно их нарочно кто-то постоянно разрежает и расшатывает. Дорога, местами сохранявшая асфальтовое покрытие, в промежутках между лужами и грязью, постепенно превратилась в обыкновенную колею, подразумевающую езду на БТРе. Разноголосый собачий перебрех сопровождал их, переливаясь от двора ко двору, подобно некоей перекличке. Хаты стояли темными – люди давно спали.

– Сдурели они, что ли? – возмущался Вовчик. – Все село на уши подымут. Тут, зема, направо.

Последние несколько сот метров дались им исключительно тяжело. Вдоль крайнего ряда хат, по самой околице села, вилась разбитая гусеничными тракторами колея. Справа от нее тянулись огороды, слева чернели поля. Планшетов уповал на передний привод и тот, надо сказать, не подвел. Наконец, Вовчик указал на забор, показавшийся Планшетову особенно неряшливым и кривым.

– Мы на месте, зема. Приехали.

– Забойные хоромы для газового магната. – Не удержался от шпильки Планшетов.

Глава 10 ПРАВИЛОВ

– А, Бандура… – Правилов так быстро открыл дверь, будто дежурил в прихожей. Андрей рассыпался в извинениях по поводу столь позднего визита.

– Брось, – отмахнулся Правилов. – Давай, заходи. Вот, надень тапки.

Они прошли в кабинет. Правилов сел за широченный ореховый стол, а Андрею указал на кресло.