Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться

Если для вида характерно наличие иерархии самцов и доминирующие самцы берут почти все размножение на себя, как это бывает у некоторых оленей, тюленей и обезьян, то отсюда следует, что у генов данного биологического вида опыт пребывания в доминирующих самцах больше, чем в подчиненных. (Обратите внимание, что теперь я говорю о доминировании не в специальном генетическом смысле, где оно противопоставляется рецессивности, но в общеупотребительном, где его антоним — подчинение.) Большинство самцов в каждом поколении подчиненные, но и их гены, оглянувшись назад, увидят внушительный ряд доминирующих предков. Отцами каждого поколения являются представители доминирующего меньшинства из поколения предыдущего. Аналогичным образом, если вид таков, что в нем, насколько мы можем судить, оплодотворение осуществляют главным образом красивые (с точки зрения самок) самцы, как это происходит у фазанов, то большинство генов этого вида, в ком бы они сегодня ни находились — в самках, в уродливых самцах или в красивых самцах, — оглянувшись, смогут увидеть нескончаемый ряд красавцев-предков. У генов опыт пребывания в успешных телах богаче, чем в неудачливых.

От того, насколько часто и регулярно гены какого-либо вида имели возможность бывать в организмах, занимавших подчиненное положение, зависит вероятность, с какой мы можем наблюдать у этого вида условные стратегии, работающие по принципу «с паршивой овцы — хоть шерсти клок». Так, у тех видов, где успешные самцы агрессивно оберегают огромные гаремы, иногда встречаются подчиненные самцы, которые используют альтернативные, «подленькие» стратегии, чтобы получить кратковременный доступ к самкам. Гаремное социальное устройство тюленей — одно из самых жестких во всем животном царстве. В некоторых популяциях более 90 % всех совокуплений осуществляется при участии менее 10 % самцов. Представители холостяцкого большинства, коротающие время в ожидании удобного момента, чтобы свергнуть хозяина одного из гаремов, всегда готовы, когда есть возможность, украдкой склонить к спариванию самок, ненадолго оставленных без присмотра. Но раз такая альтернативная мужская стратегия была поддержана естественным отбором, значит, должна существовать заметная доля генов, перетекавших от поколения к поколению путем «несанкционированных» копуляций. Следовательно, по крайней мере некоторые гены могли бы написать в своих «дневниках» об опыте пребывания в организмах подчиненных самцов.

Пускай вас не сбивает с толку слово «опыт». И дело тут не только в том, что его следует понимать образно, а не буквально. Это, надеюсь, очевидно. Менее очевидно то, что намного более удачной метафорой будет та, что рассматривает в качестве единицы, перенимающей опыт у своих живших в прошлом предков, не отдельный ген, а генофонд вида в целом. Это еще один аспект нашей доктрины «эгоистического сотрудничества». Позвольте мне попытаться разъяснить, в каком смысле вид, или его генофонд, учится на собственном опыте. С течением эволюционного времени виды меняются. Разумеется, в любом отдельно взятом поколении вид представлен набором живущих в данный момент особей. Понятно, что набор этот меняется по мере того, как новые особи рождаются, а старые гибнут. Само по себе такое изменение не заслуживает того, чтобы называться приобретением полезного опыта, однако частота встречаемости генов в популяции может систематически сдвигаться в некоем определенном направлении — вот это и есть «видовой опыт». Если надвигается ледниковая эпоха, то все большее и большее число особей будет носить густую ворсистую шерсть. Те индивидуумы, которые в своем поколении окажутся наиболее мохнатыми, оставят в следующих поколениях больше потомков — а значит, и генов шерстистости, — чем полагалось бы по справедливости. Общий состав генов в популяции — а следовательно, и состав генов, находящихся в типичной, среднестатистической особи, — сместится в сторону преобладания генов шерстистости. То же самое будет происходить и с другими разновидностями генов. По мере того как поколения сменяют друг друга, полный набор генов вида — генофонд — обтесывается и выстругивается, вылепливается и выкраивается, приобретая мастерство в деле производства успешных организмов. Вот что я имею в виду, говоря, что вид на собственном опыте обучается искусству создания качественных особей и хранит этот опыт, закодировав его в генофонде. Геологическая шкала — вот временной масштаб приобретения опыта видами. Данные, которые при этом архивируются, представляют собой информацию о различных условиях среды обитания предков и о том, как выжить в этих условиях.