Расплетая закат

Ветер был не на нашей стороне. Мощные порывы сбивали мой ковер с траектории, а его магия и без того заметно ослабла за последние несколько недель. Он вяло летел по небу, неуверенно поднимаясь и опускаясь без всякого предупреждения, когда ветер дул сильнее. Однако путешествовать на ковре все равно было безопаснее, чем по Пряной Дороге. Чутье мне подсказывало, что при желании я могла бы вдохнуть в него искру жизни демонской магией. Но я не осмеливалась.

К счастью, Амми была слишком увлечена миром под нами – и сменяющимися пейзажами, – чтобы заметить мое тревожное молчание.

– Мы летим так быстро, – не переставала она восхищаться. Затем взвизгнула, когда ковер, покачиваясь, нырнул вниз. – Он отнесет нас на край света?

Мои губы расплылись в улыбке. Я помнила, в какой восторг я пришла, когда впервые испытала на себе магию Эдана.

– Не настолько далеко, – ответила я. – Мне говорили, что он в десять раз быстрее самого резвого жеребца его величества. Ну, может, в три, учитывая встречный ветер.

Я посмотрела на ландшафтное полотно внизу. Эдан находился в Храме Наньдуня, глубоко в Турских горах. Из того, что я помнила, Турские горы находились к югу от Зимнего дворца. В том же направлении, что и Забытые острова Лапзура.

– Но все равно он увезет нас достаточно далеко, – пробормотала я. – Туда, где император и шаньсэнь не смогут нас найти.

Я поджала губы. Я не могла рассказать ей о своей связи со стражем Лапзура, о том, что зов демона манил меня сильнее, чем Эдана в Турские горы.

Мы летели на юг, разбивая лагеря подальше от Дороги, обычно в лесу. Я пожалела, что не нашла для Амми скатерть Эдана, – ту, что могла из воздуха сотворить ужин из двадцати блюд в Халакмаратской пустыне.

Мы питались тем, что Амми удалось взять с дворцовой кухни. Палаткой нам служил ковер, поддерживаемый хилой бамбуковой палкой. С наступлением холодов нам придется искать пристанища в деревнях и молиться, чтобы солдаты его величества нас не узнали.

С тех пор, как я очнулась, что-то изменилось. Я не ощущала холода даже под пронизывающим ветром. Или жара, когда разводила костер. Амми приходилось напоминать мне о том, чтобы я ела, иначе я забывала. Ожоги от платья оставили после себя лишь воспоминания о боли. Сама же я ничего не чувствовала.

Если Амми что-то и заметила, то не спрашивала, что со мной происходит, почему мои глаза внезапно начинают сиять алым, почему, несмотря на мороз, я не нуждаюсь в плаще, или почему иногда, когда она называет меня Майей или мастером Тамарином, я реагирую с промедлением.

По ночам голоса становились громче. Порой, когда Амми ложилась спать, я шептала себе под нос в попытках заглушить их шум. Рассказывала истории, которыми когда-то баловал меня Сэндо, или притворялась, что пишу письмо папе с Кетоном. Когда в небе ярко светила луна, я пыталась делать наброски в альбоме, но у меня не было при себе чернил с кистями, а палки и грязь – слабенькая замена.

– Дорогие папа и Кетон, – бормотала я себе одной ночью. – Вы должны покинуть Аланди. Скоро вновь начнется война, и я боюсь, что вы не в безопасности. Пожалуйста, не ищите меня. Я ухожу в дальние края и не уверена, что смогу вернуться. Ваша Майя, – закончила я, прислушиваясь к звуку своего имени.

Амми зашевелилась рядом со мной. Поднявшись на локтях, она сонно потерла глаза.

– С кем ты разговариваешь в такое позднее время?

– С отцом и братом, – застенчиво ответила я. – Прости, если разбудила тебя.

– С отцом и братом?

– Они далеко на Юге. Иногда, когда я скучаю по ним, то притворяюсь, будто пишу им письма. Я хочу предупредить их о грядущей войне, но даже будь у меня кисть и чернила, отправлять письмо все равно было бы слишком рискованно.

Амми не ответила. Она оставалась такой неподвижной, что я подумала, что она снова уснула, но затем она тихо произнесла:

– Я слышала, что твой отец был портным, а брата покалечили на войне. Поэтому ты лгала, верно? Мне, всем. Ты пыталась защитить их.

– Да, – я закусила губу. – Мне жаль, Амми. Правда.

– Я знаю. Полагаю, я поступила бы так же ради своей семьи.

Ее семьи. Она говорила, что хочет вернуться домой, но ни разу не упоминала, где ее дом.

– Где они?

– Меня никто не ищет, – сказала Амми, игнорируя мой вопрос. – Я могла бы сделать это вместо тебя. В смысле отправить письмо. Но я не умею писать или читать.

Как и большинство женщин. Мне повезло, что меня обучил отец.

– Я научу тебя, – предложила я. Желая разжечь искру нашей былой дружбы, я вывела несколько линий на земле. – Это значит «небо».

Амми попыталась скопировать, но упустила черточку.

– Наверное, лучше продолжить занятие утром, – скривилась она. – Сейчас слишком темно, чтобы нормально видеть.

Я заметила, как она вздрагивала всякий раз, когда на нашу палатку падала тень. После многих лет во дворце она отвыкла от такой темени. Когда-то я была такой же, но ныне меня мало что пугало. Когда мы с Эданом ночевали в лесу, я привыкла к какофонии звуков, танцу теней, изгибающихся под луной, и притаившейся неизвестности.

– Ложись спать. Скоро рассветет.