– Вот ублюдки! – вскричал Ден и дернулся к краю сцены, но тут вдруг рука Гедеона схватила его за локоть и с усилием развернула. Я поймала руку Дена с другой стороны, не желая, чтобы он наделал глупостей.
– Марк, импровизация, – бросил Гедеон барабанщику, и тот тут же оказался за барабанной установкой и принялся отбивать какой-то ритм. Савелий взял бас-гитару и присоединился к нему.
– Ладно, отпустите меня, я все понял, – тихо сказал Ден, когда мы отошли в сторону задней стены, продолжая удерживать его. – Мы должны выступить. Ради Макси.
Он внимательно посмотрел на меня и, наверное, увидел панику в моих широко распахнутых глазах.
– Я не смогу, – прошептала я, ощущая себя загнанным зверьком.
– Ты должна играть всем назло. Это твое боевое крещение. – Он крепко сжал мое плечо. – Макси, возьми смычок и играй, будто здесь нет никого кроме тебя и твоей музыки. Мы все сыграем так, словно это наш лучший концерт. Если мы этого не сделаем – проиграем.
– Я ненавижу их обоих. Как я буду играть для них?
– Ты будешь играть не для них, а только для себя. Для того, чтобы не позволить никому сломить твой дух. Не дай им такого удовольствия. Прими этот вызов.
Уверенность в его голосе привела меня в чувство.
– Хорошо. Можно мы начнем с музыки злости? Это самая подходящая песня, чтобы выплеснуть на них обратно весь этот негатив.
– Так и сделаем, – согласился Гедеон.
Затем он взял с подставки электрогитару и подошел к стойке с микрофоном. Пока он говорил стандартные слова приветствия, Ден встал за синтезатором, сохраняя беспристрастное лицо, а я сделала пару шагов вперед, занимая свою позицию, и расположила скрипку вдоль протянутой левой руки. Мы справимся, моя девочка.
Зал клуба погрузился в темноту, которую прорезали цветные лазерные лучи и вспышки света. Я выводила свою партию, постепенно успокаиваясь. Отдавшись игре, я забыла о зрителях, наблюдавших за каждым моим движением. Когда я наконец решилась бросить на них равнодушный взгляд, то встретилась с глазами Эдуарда, выражавшими, как мне показалось, полное безразличие. Я не могла понять, что сейчас происходило у него на душе. Зачем он здесь вместе с моим отчимом играет в эту грязную игру?
Песня «Пламя злости», которую мы отточили до такого технического совершенства, поражала драйвом и мощностью своего звучания. Мелодия скрипки смешивались со скоростными ритмами электрогитары, с технически сложными барабанными рисунками Марка. Во время репетиций с группой я узнала, насколько широк спектр возможностей моей скрипки: от души экспериментируя, я научилась творить на ней то, что раньше казалось невозможным. Чувствуя линию баса, я извлекала такие поразительные ритмические структуры, и мое исполнение, наполненное мощной энергией, соответствовало духу рок-музыки. Если раньше я играла лирические, утонченные мелодии, то теперь овладела «ударными» приемами игры, шипящими эффектами, агрессивной техникой смычка – они невероятно дополняли нашу музыку злости.
Герман и Эдуард оба слушали мою музыку, но не могли прочувствовать ее так, как могла чувствовать я. В какой-то момент мне показалось, что на лице Эдуарда проскользнуло восхищение: он не знал, что я так умею. Возможно, он даже втайне наслаждался этим рок-концертом и просто не подавал вида. Я вспомнила, как совсем недавно мы вместе с ним ходили на концерт Freedom Fly, и он от души отрывался под песни любимой группы. Сейчас наши зрители сидели как истуканы посреди просторного пустого зала, в то время как наша музыка была воплощением настоящего взрыва. Она отдавалась вибрацией по всему телу, она звала вскочить с мест и раскачиваться в такт грохочущим басам.
Не таким должен был стать мой дебютный концерт. Я мечтала стоять перед переполненным залом с восторженной публикой и разделить с ними сумасшедшую энергетику, зажечь и взорвать танцпол. Это была бы особая атмосфера. Мы так долго репетировали эту композицию, обыграли фишку с дополнительными барабанами, нам всем так хотелось найти отклик в сердцах наших слушателей.
Громогласные аккорды музыки злости затихли. Мы выразили с ее помощью весь спектр нашего настроения, с неистовством выплеснули все наши чувства. Герман хлопнул нам пару раз, пренебрежительно поджав губы.
– Вы подошли к делу с юмором, – раздался его голос. – Я вас разозлил, а вы взяли и спели песню про злость. Вам удалось меня удивить. – Он рассмеялся. – Продолжайте.
«Сейчас важно только отдаться ритму», – повторял я себе это снова и снова, чтобы не сорваться к чертовой матери. Ярость разрывала меня на куски, а песня, которая только что прозвучала, лишь усилила гнев, вскипающий во мне от одного взгляда на отчима Макси и ее бывшего жениха.
Мы отыграли три песни и ушли на пятиминутный перерыв. Оказавшись в гримерке, все принялись обсуждать эту нештатную ситуацию, полыхая жаром от злости и беспомощности.
– Этот клуб теперь в черном списке, – заявил Владислав, проталкиваясь в гримерку между нами. – Я разберусь с его владельцами, я не оставлю это просто так. Они ответят за свои причуды!