Расправляя крылья

Зайдя, во двор, пройдя, через подкосившийся забор, мы подошли к старому, деревенскому дому. Дверь нам, открыла тётка. В тулупе, и обрезанных валенках.

— Проходите, в избу-то… — Хмуро сказала она, зло глядя на меня, из под нахмуривавшихся, кустистых бровей.

Мы вошли, и оказались в просторной комнате, с печкой.

— Что, нагнала позору-то, на свою семью? — Спрашивает тётка.

— Перестань, Евдокия. Нам и так, не сахарно. — Отвечает ей мать.

— Погоди ещё, не сахарно вам, опосля будет, когда девка родит. — Язвит старуха.

Я ничего не говорю, и осматриваюсь. Дом не большой, однокомнатный. Есть печка, железная кровать, как из советских, пионерских лагерей, с пышной периной, цветастые половики на полу. Возле окон, на подоконниках, стоят горшки с геранью. Места для меня, нет.

Словно прочитав, мои мысли, Евдокия говорит:

— На раскладушке поспишь, вона… — И тычет заскорузлым пальцем, в какое-то алюминиевое сооружение.

— Мне нельзя на таком спать, это не удобно. — Холодно говорю ей.

— А не нравится, обратно езжай! — Язвит старуха.

— Папа, поехали обратно? Я не смогу спать, на раскладушке, это вредно. Я не хочу нервничать.

— Евдокия, где тут кровать, можно заказать?

— Ишь ты… кроваааать… Принцессу привезли.

— Мы же договорились, Евдокия? Я своё обещание выполню. Не вредничай…

— Не вредничай… Я её заскоки терпеть не буду! Как миленькая, по дому шерстить будешь. Я вообще в поле рожала, и ничего, и работали мы до последнего… — Огрызается противная старуха.

— Папа, я в поле рожать не буду. И по дому шерстить тоже, не буду. Или хотите, чтоб я урода родила? — Бессовестно прибегаю я, к шантажу.

— Ууух, вырастили дочурку, что Лизка, твоё воспитание? — Каркает, со смехом Евдокия.

— Успокойся, Роза. Все хорошо будет. — Успокаивающе, поглаживает меня мать.

— И вообще, мне нельзя нервничать. Я должна спокойно, прожить этот момент. Или я пешком пойду, обратно домой, и все увидят мой живот, и соседи и одноклассники. — Упрямо талдычу своё.

— Не надо, никуда ходить. Здесь сиди. С кроватью решим. — Рубит отец.

Мать прижимает, меня к себе, и судорожно вздыхает.

— Евдокия, где кровать можно заказать-то?

— В райцентре, тока пока они ее соберут, твоя краля, уже родит. — Почесывает нос старуха.

— Ну что, вообще что ли вариантов нет? — Злится отец. Он не любит, когда идёт, что-то не так.

— Покумекаем… — Отвечает Евдокия, и выходит из дома.

А мы остаёмся, и смотрим друг на друга.

— Роза, терпи и не спорь с ней. Поняла? Евдокия, хороший человек, просто она, своеобразна. — Сев, на старую табуретку, сказал отец.

— Она мне не нравится. Но я потерплю, только объясните ей, что меня эксплуатировать бесполезно. Мне бабушки хватило.

— Слов-то понабралась. Эксплуатируют ее… — Кривляется отец.

— Рома… Пожалуйста… — Одергивает его мать.

— Скажешь, кто отец? — Сощурился отец.

— Не скажу. — Отворачиваюсь я.

— Он хоть… Приличный, или шелупонь какая? Хотя … Приличный бы так не поступил. — Машет рукой отец.

— Он красивый, и здоровый. — Только и сказала я.

А отец подавился.

Тут, вернулась Евдокия, с какой-то, сухонькой старушонкой.

— Вот, привела вам, Маруську.

Мы, озадаченно переглянулись.

— У Маруськи, Сашка умер, муж ейный, его кровать, пустует стоит.

Бабка Маруська, стоящая, как пенёк с глазами, охотно закивала. Отец потоптался, и вышел со словами:

— Ну пойдём, глянем.

И троица, вышла на улицу.

— Я буду спать, на кровати, какого-то умершего деда? — Спросила я мать.

— Роза, ну это же деревня… — Устало отвечает она.

Они ввалились впятером, с какими-то забулдыгами, волоча, такую же кровать, как у Евдокии.

— Принимай, хозяйка! — Радостно завопил, один из забулдыг, с таким счастливым видом, будто он приволок как минимум кровать Людовика.

Отец отслюнявил им по сотке, а бабке Марусе, пятьсот рублей. Она стала кланяться, и пятиться к выходу. Потрясающий антураж.

— На ней, покойник лежал. — Просто сказала я.

— Иииих… А на моей Гришка пьяный помер, ещё и протёк, на жаре-то. А Сашка-то Маруськин, сухонький был, и зимой помер, нормально схоронили.

Мать ошарашено покосилась на меня, а я спросила:

— А перину можно? Только чтоб на ней, не умирал никто. Пожалуйста.

— Перину-то найдём… Ты Ромка, в тот угол двигай, кровать. А перину, с чулана вытащим. Перина ещё мамки моей, пригодилась, вона…

Надеюсь, в ней нет клопов, подумала я, но в слух, не сказала.

После, Евдокия посадила нас обедать, наложив вкусные щи, из печи. Я таких никогда не ела, и к чаю подала блины.

— Евдокия, Розе учиться надо. На домашнем обучении она, ты уж её, не щеми особо. — Попросил отец.

— Разбаловал, девчонку, вот и отгрёб. — Сурово ответила Евдокия.

— Как вышло. Сам не ожидал. Она отличница. — Развел руками отец.

— В тихом омуте, черти водятся, Роман. Я тебе всегда это говорила.

— Деньгами не обижу, говори, все что надо будет.

— Ладно, чего уж. Присмотрю, за твоей отличницей. Языкастая, уж больно.

— Что есть, то есть. — Чешет голову отец. — Ладно, поедем мы. Путь не близкий. Роза, будем на связи, и будь терпимее. Спасибо за обед, Евдокия, давно такого не ел.