Распускающийся можжевельник (ЛП)

— Хватит скромничать. Я видела его шрамы. Слышала его кошмары. Мы все видели моменты его ярости. Если бы ты не нашла его, его бы здесь не было, вот так просто. Он был бы частью того серого облака дыма, которое заволакивает небо. Она вытирает нос и кладет руку на бедро, стряхивая пепел. — Прости за удар. Я просто…. Рис может быть страшным ублюдком, но он защитил всех нас. Меня, Триппа, Тринити.

Я предполагаю, что Тринити — одна из немногих детей, бегающих по пещере.

— Твоя дочь?

Она кивает.

— Легион совершил налет на наш улей несколько лет назад. Убили моего маленького мальчика и девочку у меня на глазах. Дважды моргнув и сдвинув челюсть, она безуспешно пытается сдержать слезы, наворачивающиеся на глаза.

— Оставили меня умирать. Именно тогда пришли Бешенные, питаясь телами, оставленными позади. Мне удалось загнать себя в угол в подсобном помещении заброшенной клиники. Они колотили в дверь, пытаясь войти. И затем, после одной из самых длинных ночей в моей жизни, удары и грохот прекратились, и дверь открылась, на пороге стоял Рис. Рейты не хотели приближаться к нему. Она смотрит на пустыню и снова на меня.

— Я не из тех, кто держит другую женщину в цепях, но он сказал мне не позволять тебе уходить. Он специально приказал мне следить за тобой. И я подумала… в тебе должно быть что-то особенное. Что-то важное, потому что он никогда раньше не просил меня об этом. Она бросает сигарету на землю и раздавливает ее ботинком.

— Ты могла убежать, но ты этого не сделала. Спасибо за то, что ты сделала тогда.

— Все в порядке. Лианна.

— Леа.

— Леа, — эхом повторяю я, кладя локти на согнутые колени.

— Ригс сказал, что у него бывают провалы в памяти?

— Так мы это называем. Это когда его глаза открыты, но его там нет. Что-то берет верх, и он просто… Она качает головой, хмуря брови.

— Он больше не Рис. В такие моменты я задаюсь вопросом, хватило бы мне сил убить его самой.

— Что происходит при отключениях?

Ее глаза на одном уровне со мной, с мрачной темнотой, от которой у меня сжимаются зубы.

— Ты когда-нибудь видела, как с человека заживо сдирают кожу?

Судорожно сглатывая, я качаю головой.

— А я да. Она усиленно моргает и расправляет плечи.

— Рис даже не вздрогнул от криков. И вот так я поняла, что внутри него было что-то злое.

— Значит, Ригс привел меня сюда, чтобы отвлечь его?

— Наверное. Я не знаю. Она качает головой, носком ботинка проделывая небольшую ямку в грязи.

— Я не знаю, что так отвлекает мужчину. Если бы мы не заковали его в цепи, бедняга, вероятно, содрал бы с себя кожу.

— Он когда-нибудь убивал женщину?

Леа качает головой.

— Нет, с тех пор как я здесь. Почти каждая женщина здесь предлагала ему себя. В наши времена это целое состояние, падающее к твоим ногам. Смешок срывается с ее губ за несколько секунд до того, как она сжимает их, и маленькая часть меня хочет спросить, желала ли она его когда-нибудь таким образом, но я этого не делаю.

— Человек, который может ходить среди бушующих, даже если он немного сумасшедший и весь в шрамах, — это человек, которого вы уважаете. И это уважение сделало его находкой для любой женщины, оказавшейся здесь в одиночестве. Наклонив голову, она играет с красной банданой, привязанной к петле на поясе.

— Хотя, я думаю, он, должно быть, ждал тебя.

— Что заставляет тебя так говорить?

Ее глаза смягчаются, губы приподнимаются, когда она смотрит на меня сверху вниз.

— Потому что я никогда не видела, чтобы этот ублюдок улыбался так, как он улыбнулся этим утром, когда Трипп спросил, здесь ли ты еще.

Я сама давно не улыбалась. Мое сердце хочет доверять целостности с тех пор, как я снова нашла Шестого, но мой разум говорит мне, что счастье временное, и нужно остерегаться его. Это говорит мне, что боль прячется в тени и что я должна быть настороже.

— Другие женщины. Они здесь из-за мужчин?

— У нас есть правило. Женщины выбирают. В любом случае, она выбирает, а если она не выбирает, она может остаться или уйти. Здесь никто не является рабом, но у каждого есть работа. Для кого-то? Это делать мужчин счастливыми.

— Но ими торгуют. Как собственностью.

— Как я уже сказала, каждая женщина выбирает. Так мы выживаем и защищаем тех, кого любим здесь. Помни это.

— Я понимаю. И я понимаю. Черт возьми, я пожертвовала собой, чтобы спасти маленькую девочку. Но я решила сделать это сама.

— До тех пор, пока им будет предоставлен выбор.

Она поворачивается, чтобы уйти, но прежде чем она делает первый шаг, я наклоняюсь вперед.

— Леа.

Она разворачивается, и я смотрю по сторонам, убеждаясь, что никто не стоит в пределах слышимости.

— У тебя есть что-нибудь… от королевы Анны?

Ее брови хмурятся, и мой желудок опускается.

— Он захочет, чтобы ты родила от него ребенка. Ты это знаешь, верно? Это то, чего они все здесь хотят. Какое-то будущее.

Я смотрю, как дети бегают по открытому двору, слишком худые и покрытые грязью, в то время как взрослые присматривают за ними с пистолетами, пристегнутыми к их телам.

— Я еще не готова.

— Ты никогда по-настоящему—

— Пожалуйста. Просто… у тебя есть что-нибудь или нет?