Его слова обезоруживают меня, точно так же, как когда-то его молчание. Ярость рассеивается, уступая место искренности в его глазах.
— Тогда позволь мне помочь тебе. Я открою тебе доступ внутрь.
— Нет. Я найду другой способ.
— Я не та слабая девушка, которую ты знал. То, чем я была, не то что я сейчас.
— Тогда ты не была слабой. Он падает сбоку от меня, его рука собственнически обхватывает мой живот.
— Но это не значит, что я готов бросить тебя на растерзание волкам и посмотреть, что произойдет. Я найду другой способ.
Я провожу кончиком пальца по раковине его уха.
— Они боятся тебя, ты знаешь. Ты мог бы повести их за собой.
— Страх не ведет. Он порабощает.
— И все же они последовали бы за тобой. Я бы последовала за тобой.
— Я не был создан для того, чтобы руководить, Рен. Я был создана, чтобы убивать. И когда придет время, если до этого дойдет, я не буду колебаться, чтобы выжить.
Глава 35
Скалистая внешняя стена шахты давит мне на спину, когда я сижу на земле, листая папин дневник в тени. Под заметками, фотографиями, техническими научными терминами, которые я не могу начать произносить, скрывается история, подводное течение, которое дает представление о человеке, который оставался для меня загадкой вплоть до своей смерти.
Это начинается с безвременной потери его дочери и ледяных цепей, которыми он сковал свое сердце. Ранние ноты отражают его боль, его гнев. Его отказ признать, что пациенты, которых ему поручили разрезать на части, когда-то были людьми.
Но в то время как от его восприятия меня выворачивает наизнанку, легко понять, как он мог погрязнуть во лжи, в образе мыслей тех, кто работал в Calico. Рейты разрушили его семью. Его жизнь. Он держал на руках своего единственного ребенка, маленькую девочку, которая любила книги так же сильно, как и я, в то время как она боролась и говорила на непонятных языках о желании раскроить ему череп и съесть его внутренности. И именно он ввел яд, который сделает ее навечно безмолвной.
На начальных этапах Буйнопомешанные похожи на психически больных. Социопаты. А к концу они становятся целеустремленными животными. Именно так смотрел на них папа. Ничего, кроме животных. Вскоре его взгляды распространятся на тех, кто является носителем болезни — второе поколение, которое, по его мнению, в то время не заслуживало мира.
Читая дальше, я понимаю, как сильно я напоминала ему его дочь. Как один взгляд на книгу, которую я сжимала в руках, когда впервые приехала сюда, спас меня от тех мусоросжигательных печей.
Я поднимаю страницу, которая сложена и приклеена скотчем внутри дневника, открывая фотографию папы с доктором Эрикссоном, Шолен и двумя незнакомыми мужчинами, одетыми в военную форму. Он выглядит более старым, с потертыми краями и обесцвеченным. За ними на цифровом экране, установленном на стене, написано 19 октября
2016 года и время.До того, как упали бомбы. До того, как Драдж был выпущен в мир.
На следующих страницах приведены диаграммы и наброски организма. Они описывают обычный вирус, слитый с прионом, который был извлечен из почвы. Известно, что некогда жившие там аборигены были каннибалами, которые похищали путешественников и убивали их насильственными способами, свидетельство чему найдено в пещере, заполненной черепами и костями.
Я на мгновение приостанавливаю чтение при виде всех этих черепов, выстроенных в ряд в комнате Риса, прежде чем продолжить.
В дневнике перечислены измерения и терминология, которые я смутно припоминаю со времени, проведенного в лаборатории с папой. И когда я дохожу до конца заметок, мое внимание привлекает надпись "цыпленок царапает" внизу страницы.
Номер узнаваем — тот, что вытатуирован на затылке Шестого.
— Он действительно нашел лекарство, — шепчу я, уставившись на страницу.
— Ты Рен. Знакомый голос отрывает меня от чтения, и я поднимаю взгляд на Ред, стоящую надо мной с сигаретой, свисающей с кончиков ее пальцев.
— Это твое имя.
— Так и есть.
Ее подбородок опускается к груди, губы сжимаются в жесткую линию, и она качает головой.
— Я, честно говоря, думала, что он тебя выдумал. Побочный эффект всего того… дерьма, через которое он прошел. Но вот ты здесь.
Я ничего не говорю ей, но вместо этого закрываю обложку журнала и подтягиваю колени к груди.
— Рис не говорит о Калико, за исключением девушки, которая спасла ему жизнь. Ее щеки впадают, когда она втягивает дым в рот, прежде чем выпустить его в сторону. Вернувшись в Шолен, Джесси иногда курила табак, завернутый в конопляную бумагу собственного изготовления. Слабый вонючий аромат в воздухе подсказывает мне, что здесь, вероятно, делают сигареты таким же способом.
— Я не спасала ему жизнь.