Доктор Эрикссон пожимает плечами, и его взгляд снова останавливается на мне.
— Я проработал в этой лаборатории десятилетия, — говорит он, когда голос затихает.
— Дело моей жизни…. Я уверен, ты понятия не имеешь, что значит посвятить чему-то так много своей жизни.
— Что происходит? Спрашиваю я, спокойный тон женского голоса все еще вибрирует у меня в позвоночнике.
— Что происходит? Он вторит моим словам, проводит рукой по своим зачесанным назад волосам и качает головой.
Вспышка в уголке моего глаза не дает предупреждения, прежде чем холодное жало обжигает мою щеку. Оглушительный треск звенит у меня в ушах поверх сигналов тревоги и лязга Риса о металл каталки.
— Все вот-вот будет уничтожено. Единственное уцелевшее сооружение вот-вот саморазрушится в качестве меры безопасности. Точно так же, как и первое. Расправив плечи, он хмурится.
— Ты знаешь, что находится в морге? Я дам тебе подсказку. Это не сжигание тел или трупов. Это клетки. И в них содержатся альфа-мутации. Они настолько опасны, что сами по себе могут стереть с лица земли то, что осталось от человечества. Поэтому, когда происходит прорыв в лабораториях нижнего уровня, это место закрывается. Даже если отключается электричество. И все заперто внутри, как ящик Пандоры. Содержится. Никакие взрывчатые вещества или бомбы не могут проникнуть в него снаружи. Выхода нет.
— Доктор Эрикссон. Комок в моем горле выталкивает слова дрожащими и прерывистыми, моя челюсть болит.
— У меня есть… кое-что, что может вас заинтересовать.
Не обращая на меня внимания, доктор Эрикссон возвращается к Рису, поднимая другой скальпель, который приставляет к его лбу, как будто собирается начать операцию, пока за дверями царит хаос.
— Альберт? Тебе пора уходить. Привяжи ее к другой кровати и поднимайся по пожарной лестнице. По моим оценкам, примерно за двадцать минут до карантина.
— А как насчет тебя? Спрашивает Альберт.
— Мне здесь многое нужно закончить. Моя работа не закончена.
Он сумасшедший. Теперь я в этом уверена. Папа знал это тогда и, возможно, в определенной степени боялся его за это.
— Это абсурд! Ты умрешь здесь, отец. И в чем тогда смысл?
— Этот субъект содержит лекарство. Доктор Эрикссон проводит ладонью по черепу Риса, его глаза безумны, когда он вытирает рукой кровь, размазанную по его выбритой линии роста волос.
— В его мозгу лежат ответы, на поиски которых мы потратили десятилетия. Я найду их. Если мне придется препарировать каждый дюйм этого, я найду их.
— Доктор Фалькенрат уже нашел
— Мои слова прерывает ладонь Альберта, закрывающая мне рот.
— Заткнись. Его пальцы со злостью впиваются в мою щеку, оставляя синяк на моей челюсти, а его бедра подталкивают меня ко второй каталке, установленной рядом с первой.
Я замахиваюсь локтем назад, ударяя Альберта в изгиб шеи, и по моей голове вспыхивает ожог, прежде чем стальная перекладина каталки врезается мне в лоб. Боль пронзает мой череп, отдаваясь в нос.
Рис рычит и гремит удерживающим его металлом, несмотря на то, что скальпель прочерчивает неровную линию крови у него на лбу.
— Вы должны стоять смирно! Разочарование доктора Эрикссона сочится кровью сквозь его стиснутые зубы.
Перед моими глазами плывут круги, но я брыкаюсь и умудряюсь развернуться лицом к Альберту. Взмахнув коленом вверх, я бью его прямо по яйцам, и он падает вперед, перегибая меня через каталку. Его руки обхватывают мое горло, сдавливая пищевод. Безумие овладевает его глазами, окрашенными такой яростью, что он, кажется, не замечает, как хлопают двери снаружи.
Из-за рева клаксонов я не сразу замечаю, что Альберт расстегнул молнию на моем костюме, пока прохладный воздух не достигает моей груди, и одним быстрым рывком он срывает его с моего тела, прежде чем стянуть сумку через мою голову, которую он бросает на пол. Форма расправлена на моих лодыжках, над ботинками.