Распускающийся можжевельник (ЛП)

Я смотрю, как он дергается и дрожит, и все складывается воедино. Годами папа шутил, что цианид — единственное лекарство. Он не имел в виду лекарство от Дреджа или дикарей. Он нашел лекарство от настоящих монстров.

Кожа Альберта приобретает мертвенно-голубой оттенок.

Dies Irae. День гнева.

Рис перебирается через каталку и забирается на Альберта. Он бьет кулаком в лицо ублюдка, пока красные пятна не покрывают синее, и Альберт не замирает под ним. То, что осталось от глаз, носа и рта Альберта, сливается в распухшую фиолетовую массу, не менее уродливую, чем альфы.

Весь в крови и дрожа, Рис берет брата за руку и гладит Бренина по макушке. Он издает рев боли, прижимая оба кулака к виску и раскачиваясь взад-вперед.

— Карантин начнется через T-минус три минуты. Приготовьтесь к протоколу обеззараживания. Карантин начнется через T-минус три минуты.

Я поднимаю с пола свою сумку с папиным дневником внутри, вместе с пистолетом Альберта, и сажусь на корточки рядом с Рисом, баюкая его голову.

— Давай, — шепчу я и целую его в кончик уха.

— Мы должны идти. Мы должны убраться отсюда.

Просунув свою руку под его, я помогаю ему подняться на ноги, и мы спешим к двери. Через окно альфы заполняют коридор в море синей униформы. То, что осталось от доктора Эрикссона, разбросано среди них, каждый из них питается его частичкой.

Слезы снова наполняют мои глаза, когда я беру Риса за руку, и мое сердце замирает от отчаяния.

— Их слишком много. Мы не успеем выбраться вовремя.

Я не знаю, сколько пуль осталось в пистолете, но даже если я расстреляю их всех, этого будет недостаточно. Альберт сказал, что они нападут на Риса, чтобы добраться до меня, как наживка на крючке.

Я убираю свою руку из его и сдерживаю слезы.

— Иди. Ты должен убираться отсюда.

Мои ноги улетают из-под меня, и Рис поднимает меня на руки. Он вышибает дверь, и я кладу голову ему на грудь, обвивая руками его шею, пока он несет меня через толпу зараженных. Каждое нервное окончание на моей коже покалывает от изменчивой энергии, и мои мышцы подергиваются, готовые бороться за свою жизнь. Холодные твердые удары по моим ребрам исходят от моего сердца, готового пробить грудь, когда мы проходим мимо деформированных, изуродованных лиц — как море, полное монстров. Те, кто когда-то были человеческими мальчиками, просто пытающимися выжить, как и все остальные.

Они шипят и отступают от него, никто из них не осмеливается приблизиться, а мы продолжаем.

Когда часы отсчитывают минуты, Шесть освобождает меня из глубин ада. Мы добираемся до темной лестницы, освещенной только непрекращающимся миганием красной лампочки.

— Карантин начнется через T минус одну минуту. Приготовьтесь к протоколу обеззараживания. Карантин начнется через T минус одну минуту.

Чувство срочности бьется у меня в груди, когда Рис спускается по лестнице, эхо криков снизу пробегает рябью по моему позвоночнику. На лестничной площадке две фигуры сидят, сгорбившись, в тени, и когда свет мигает, я могу разглядеть только ноги солдата Легиона в его черной форме, торчащие между ними. Влажный рвущийся звук отдается внизу моего живота, когда Рис осторожно обходит их, держась за край перил. Один поворачивается, его глаза светятся белым, лицо деформировано плохо пришитыми лоскутами кожи, и он кренится.

Он ударяет по искалеченной руке в мою сторону.

— О, Боже! Я сжимаю шею Риса, мышцы горят от напряжения, и задерживаю дыхание.

Рис отбрасывает его руку, рыча на альфу, и из его горла вырывается вибрация. Такого я никогда раньше не слышала — низкий гортанный звук, похожий на рычание, за которым следует знакомый щелчок.

Альфа вздрагивает, опускает взгляд и вместо того, чтобы атаковать, возвращается к своей еде.

Дрожащий выдох срывается с моих губ, когда мы продолжаем подыматься по лестнице.

Захлопнув дверь первого этажа, мы встречаем жуткую сцену с солдатами Легиона, которых, должно быть, вызвали. Их тела разорваны и окровавлены, они лежат кучами, а части тел разбросаны по полу.

Двое альф бросаются к нам, как собаки, почуявшие свежее мясо.

Я вкладываю пистолет Альберта в руку Риса, обхватившую мои ноги, и мое тело смещается достаточно высоко, чтобы он мог прицелиться, прежде чем он сделает два выстрела в их черепа. Точно.

Их головы откидываются назад, и они падают.

Приближается другой альфа, истощенный и покрытый таким количеством крови, что почти невозможно разглядеть его лицо, обнажающее зубы.

Рис впечатывает его в стену с такой силой, что кажется, будто его череп треснул при ударе.

Альфа сползает по стене, оставляя за собой кровавый след, и резко падает.

Дальше по коридору выстрелы и крики указывают на то, что некоторые солдаты все еще живы.