Распускающийся можжевельник (ЛП)

При приглушенном хлопке, который похоже доносится снаружи нашего многоквартирного дома, глаза моей матери расширяются. По возможности, ее руки дрожат еще сильнее, когда она собирает ножницы, щетку и убирает их в шкафчик под раковиной.

Глухой стук привлекает мое внимание к двери ванной. За ним я слышу стук, от которого гремят безделушки, которые моя мама приклеивает к стенам в гостиной — подарки из путешествий моего отца.

Она ставит мою младшую сестру Сарай, близнеца моего брата, перед зеркалом, проводя пальцами по шелковым завиткам ее волос, как будто она в другом мире. Ее глаза поглощены происходящим, смотрят на нее сверху вниз, как она делала когда укачивала близнецов, укладывая спать.

— Нет времени. Они берут только мальчиков. Мамин шепот с трудом перекрывает шум по другую сторону двери ванной.

— Мам, в чем дело? Кто берет только мальчиков? Я наконец набираюсь смелости спросить.

Она переводит взгляд на меня, и впервые за последний час я что—то вижу в них — тени, которые скрываются за утренней синевой. У меня зеленые глаза, но не ярко-весенне-зеленые, скорее тускло-зеленые, которые естественным образом темнеют при определенном освещении. Ничего похожего на глаза моей матери. Ее глаза достаточно яркие, чтобы увидеть в них беспокойство. Они блестят от слез, а ее губы поджимаются и дрожат, как перед тем как она заплачет. Я знаю, потому что это все, что она сделала за те шесть месяцев, что не было моего отца.

Схватив меня за руку, она тащит моих братьев-близнецов из ванной в свою спальню, таща меня за ними троими, пока мы не останавливаемся за дверью. Она затаскивает меня внутрь, запирая за собой дверь, и поворачивается ко мне лицом.

— Ты берешь имя своего отца. Не Даниэль. Ты Дэниел. Позаботься о своем брате. Не забывай, чему твой отец научил тебя выживать. Ты должен остаться в живых. Слезы текут по ее щекам, когда она гладит короткую стрижку моих волос.

— Несмотря ни на что.

Эти слова скользят по моей коже, оставляя мурашки, и я хочу спросить ее, почему она разговаривает со мной так, как будто собирается куда-то, хотя это не так.

Но я этого не делаю.

Ее губы дрожат, прежде чем она притягивает меня к своей груди, и ее теплое дыхание обжигает обнаженную кожу на моей макушке.

— Ты должна, Дэни. И знай, что ты, вся ты, — самое важное для меня. Я люблю тебя, — шепчет она. Высвобождаясь из объятий, она наклоняется к Абелю и целует его в щеку.

— Слушай свою сестру. Делай все, что она тебе говорит.

Абель кивает и вытирает слезу с ее щеки.

— Я так и сделаю, мама.

— Мама—

Оглушительный грохот привлекает мое внимание к двери спальни позади меня, прежде чем я оглядываюсь на свою мать. Ее дрожащие пальцы скользят в мои, и она подталкивает нас к кровати.

Паника подступает к моему горлу, и первое покалывание страха пробегает рябью по позвоночнику.

— Мама, кто за дверью?

Треск сзади отражается от стены спальни, и в дверном проеме появляются три фигуры, одетые в одинаковую черную униформу. Их лица закрывают маски с торчащими с обеих сторон канистрами и трубкой-гармошкой, которая соединяется с коробкой на бедрах. Две темно-черные линзы полностью скрывают их глаза.

Я не вижу ни дюйма их кожи, чтобы понять, люди ли они вообще, и холодные ветки проникают по моим венам, приковывая меня к месту.

В моей голове проносятся шепотки, рассказы, которые я слышал о мужчинах в черных костюмах, которые крадут детей и убивают их матерей, и я понимаю, что смотрю на кошмар, который я считала ничем иным, как историей у костра.

Они приближаются ко мне и моему брату, хватая нас за локти гораздо сильнее, чем даже наш отец, когда мы не слушались.

— Мама! Я вырываюсь из захвата, и мой брат испускает вопль, когда один из солдат поднимает его.

Развернувшись на каблуках, я поворачиваюсь к своей матери, которая загнала себя и Сарай в угол комнаты. Она скрещивает руки на груди моей сестры и закрывает глаза. Я узнаю движение ее губ как молитву Господню, поскольку она много раз произносила ее беззвучно.

— Мама! Мои мышцы сводит от страстного желания подбежать к ней и оказаться в ее объятиях рядом с моей сестрой, но другая хватка, гораздо сильнее, чем раньше, обвивается вокруг моей шеи, и я задыхаюсь, когда он дергает меня назад.

Мои руки взлетают к горлу, и давление нарастает в голове и носу, вытесняя воздух из легких. Колючий материал царапает мой подбородок, когда солдат тащит меня через комнату за шею, оставляя одного солдата в спальне с моей матерью и сестрой.

Крики моей сестры дикие и хриплые, не похожи на скулеж, но она действительно напугана.

Однажды ей приснились монстры, и она проснулась с тем же криком в горле. Только мой отец смог успокоить ее, когда пообещал ей, что никогда не позволит монстру причинить ей боль.

В то время мне показалось странным, что он никогда не говорил, что они ненастоящие.

Мы останавливаемся прямо перед ванной, и тот же хлопок, который я слышала раньше, звучит намного громче, отражаясь от стен. Еще один.

Крик моего брата перерастает в визг рядом со мной, а я все еще в руке моего похитителя, дважды моргая.