Распускающийся можжевельник (ЛП)

— Остановись! Боже мой, подожди. Ты… не такой сильно. Я не могу решить, что больше беспокоит, то как он вел себя так грубо, или то, что он казалось вообще этого не чувствовал.

Втирая лавандовое мыло в ткань, образуя пену которую я осторожно наношу на его бедро и мягкими, деликатными круговыми движениями, почти не касаясь его, очищаю рану. Вода пропитывает ковер у меня под ногами и футболку, оставляя тонкий слой влаги на моем лице.

Шестой стоит совершенно неподвижно в душе, пока я мою его, и я осмеливаюсь бросить быстрый взгляд направо, замечаю что его член стал больше чем раньше, изгибаясь вверх к пупку.

Не смотри, говорю я себе, но когда он хватается за древко в нескольких дюймах от моего лица, я смотрю на него снизу вверх. Мои пальцы подергиваются от любопытства, как бы они ощущали жесткую текстуру, если бы я протянула руку и погладила ее, о чем я читала в некоторых эротических книгах из библиотеки.

Я замечаю нерегулярный подъем и опадение его груди в его учащенном дыхании, но не говоря ни слова, он отворачивается от меня, лицом к стене душевой кабины, и волны смущения проходят через меня.

Мой взгляд прикован к его заду, к фиолетовому синяку, который находится на уровне копчика, с кровоподтеками на каждой ягодице. Шрамы портят его кожу там, и когда мой взгляд скользит вверх по его позвоночнику, широкая поверхность его спины покрыта таким количеством ран, что только несколько участков его кожи остаются нетронутыми. Блестящее неправильной формы пятно на его лопатках опухло и растянулось, как шрам от ожога.

Следы его пыток проникают глубоко в мою грудь, пробуждая мысли о вине и стыде.

Поднимаясь с корточек, я протягиваю ему мочалку, которую он перекидывает через плечо, и закрываю дверь душа, чтобы обеспечить ему уединение, пока он моет остальную часть себя.

Как только он заканчивает, я закрываю кран для него, делая глубокие вдохи от того, что было несколько неприятным опытом. За все время не произнесено ни единого слова, но ему и не нужно говорить. Его слова нанесены на кожу, как шрифт Брайля. История боли, которую я хотела бы переписать для него и убрать главы, отмечающие его страдания.

Я беру баночку геля алоэ, который держу для расчесывания, вместе с марлей из шкафчика рядом с раковиной и вручаю ему полотенце, которое он оборачивает вокруг талии, прикрывая нижнюю половину тела. Когда его мужское достоинство скрыто из виду, я приподнимаю край полотенца ровно настолько, чтобы нанести алоэ на рану, которая определенно начала покрываться волдырями, и заклеиваю ее кусочком марли.

— Похоже на вторую степень. Постарайся не лопнуть волдырь. Папа говорит, что он омывает кожу, пока она заживает, так что ты… Не получи в итоге ужасный шрам, — говорю я, глядя на плохо зашитую рану над его коленом.

— Может заживать быстрее.

Шестой проводит пальцами по повязке, и я замечаю выпуклость, выступающую из-под полотенца, пока он осматривает повязку. Приказывая себе сосредоточиться, быстрым движением глаз я перевожу взгляд на серебряную ленту у него на шее.

То, как его кожа изгибается по краям, кажется, что она почти врезана в кожу, и моя шея судорожно сглатывает. Замочная скважина сбоку воротника необычной формы — ни один из ключей, которыми я владею, не подошел бы к ней. Широкое и круглое, оно похоже требует наконечника трубчатой формы, и я понятия не имею, как его выбрать. Выступающее серебряное кольцо в браслете выдает его назначение, и спазм гнева пронизывает мою кровь при мысли, что с ним обращались как с собакой. Животное.

Может быть, папа сможет убрать это для него — как только я наберусь смелости рассказать ему о нашем новом госте.

— Я пойду принесу тебе какую-нибудь одежду. Я направляюсь к папиному шкафу и беру несколько вещей, прежде чем вернуться в ванную.

Шестой быстро одевается в папины облегающие брюки и рубашку, пока я бросаю испачканную одежду в стиральную машину вместе с тем небольшим количеством белья, которое нуждается в чистке, чтобы не тратить воду впустую.

Мы встречаемся на кухне, и я предлагаю ему чашку холодного кофе, который он выпивает без происшествий. Вымытый и одетый в обычную одежду, он выглядит не совсем так, как раньше. Его шрамы почему-то меньше похожи на раны жертвы.

— Мне нужно сделать кое-какие дела по дому, пока не стало слишком жарко. Если хочешь, можешь пойти со мной, но обещай мне, что будешь держаться подальше от посторонних глаз. Не позволяй никому тебя видеть.

Он кивает, ставя чашку на столешницу, и я собираю всю использованную посуду, ставя ее в раковину с мыльной водой. Без подсказки Шестой немедленно принимается за работу рядом со мной, промывая каждую.

Хватая его за предплечье, я заставляю его остановиться, и я качаю головой.

— Ты не обязан этого делать. Я сделаю все.

Он вырывается из моей хватки и продолжает, игнорируя меня, пока ставит чистые тарелки в другой таз для ополаскивания.

С улыбкой я споласкиваю и вытираю посуду, убирая ее обратно в шкаф, пока весь завтрак не будет убран.