Распускающийся можжевельник (ЛП)

— Они могут. Болезнь остается дремлющей в вашем поколении, но ее можно вызвать. Реактивироваться. Однако мы не определили, что ее активирует. Укусы Рейтеров, конечно. Но в отсутствие этого это кажется случайным.

— Так вот почему мы здесь? Почему вы берете только мальчиков?

— Да.

— Мальчики … они сказали, что в блоке S они заморочили себе голову. Что это значит?

— Как я уже сказал, мы не обнаружили, что вызывает заболевание у этих особых субъектов. Врачи в блоке S ввели ряд психических и физических стимуляторов. Он прочищает горло, и я замечаю движение его плеч под костюмом.

— Больше никаких вопросов.

Мы погрузились в его дискомфорт, в ту часть этого места, которая выбивает его из колеи — ту самую часть, которая удерживает его от того, чтобы отвезти тела в морг.

— Да, сэр.

Когда мы наконец заканчиваем, он накрывает пациента простыней, чтобы отправить его в мусоросжигательную печь.

— Прежде чем ты уберешь его, пойдем со мной.

Следуя по пятам за доктором Ф., я жду, пока он снимет костюм, затем снимаю перчатки и моет руки, прежде чем последовать за ним через дверь в приемную. Оттуда он ведет меня в свой кабинет, в котором нет ничего впечатляющего. В его маленьком пространстве нет ни картин, ни растений, ничего личного. Книги стоят вдоль стены на полках позади него. Большинство из них — медицинские справочники, но я замечаю три библии, сложенные рядом друг с другом.

Он передает мне предмет, в котором я узнаю свою книгу, ту которую я схватила с кофейного столика дома, и я инстинктивно прижимаю его к груди.

— Надеюсь, ты не возражаешь я позаимствовал это.

— Ты это читал?

— Да… Я обнаружил, что это… отвлекает.

Отодвигая книгу ровно настолько, чтобы увидеть обложку, я смотрю вниз на последние остатки моего дома, зажатого в моих руках.

— Моя мама часто читала мне это.

— Твоя мать. Какой она была?

Эта мысль заставляет меня усмехнуться, и я качаю головой.

— Моя мать была спокойной и с мягким голосом. Моя сестра, Сарай была больше похожа на нее.

— Младшая сестра? Обычно он никогда не спрашивает о моей семье, из-за чего его вопросы кажутся почти навязчивыми.

— Да. Близнец моего брата. Они оба похожи на мою мать. У них тоже ее глаза.

— А ты больше похож на своего отца?

Обдумывая его вопрос на мгновение, я пожимаю плечами.

— В некотором смысле, да. В других — нет.

— Как же так?

Я отвожу от него взгляд, проводя большим пальцем взад-вперед по обложке книги.

— Он умнее, храбрее. Он бы дал отпор, когда солдаты пришли за нами.

— И его бы наверняка убили за это.

Возможно, он прав. Мой отец, несомненно, пожертвовал бы собой, чтобы защитить нас.

— Как умер твой отец? спрашивает он.

— Рейтеры. Он был на разведке. Они напали на лагерь. Он погиб, спасая одного из мужчин.

Доктор Фалькенрат наклоняется вперед, переплетая пальцы.

— В мире больше нет места героям. Это замечательное, но глупое качество. Ты гораздо умнее разыграла свои карты, Дэни.

Его слова — это пощечина, от которой по моей крови пробегает дрожь гнева. Все, что я сделала, это то что сказала мне моя мать. И все остальные, с кем я контактировала с того дня.

— Мой отец не дурак. Он не стал бы так легко падать на колени, как я.

— И все же, ты здесь.

Да. Вот и я. — Es mejor la muerte. Смерть лучше.

— Возможно, так и есть. Из ящика рядом с ним он достает сигару и зажимает кончик металлическим предметом. Засовывает ее в рот, прикуривает и трижды затягивается. Теплый аромат табака разносится по комнате, увлажняя мой рот.

— Вот почему я чувствую себя не так уж плохо, наслаждаясь последней из них, — говорит он, поднимая сигару.

— Как поживает твой брат? Его вопрос застает меня врасплох. Он не спрашивал об Абеле с тех пор, как предложил ему торт.

— Ладно, я думаю. Я думаю, они все еще наказывают его. У него синяки.

— Вы уверены, что это наказание? Вы осмотрели синяки?

Я хмурюсь, глядя на это, кладу книгу на колени.

— Что еще это может быть?

— Уколы. Синяки от игл.

— Какого рода инъекции?

— Существует ряд стимулов, которые они используют для реактивации вируса. Все, что может вызвать физический или эмоциональный стресс. Галлюцинации.

Монстры.

— Зачем ты это делаешь? Рассказываешь мне все это. Что я могу с этим поделать, если это так?

— Мои извинения. Ваше любопытство по поводу его синяков звучало искренне. Вы ничего не можете сделать. Он является частью исследования.

— Исследование, которое морит детей голодом? Заставляет их разгуливать в собственных испачканных подгузниках? Которое подвергает их нападению монстров! Гнев бурлит в моей крови, и я вскакиваю на ноги.

— Что именно ты изучаешь? Как правильно пытать человека?

Доктор Фалькенрат не двигается, по-прежнему небрежно откинувшись на спинку стула.

— Для некоторых исследований, да.

— Почему? Почему ты делаешь это с нами?

— С вами? Насколько я помню, ты ничему из этого не подвергалась.

Острая боль ударяет в уголки моих глаз, когда они наполняются слезами, и я падаю обратно в кресло. Чувство вины гложет меня изнутри — то же самое холодное чувство вины, с которым я засыпаю каждую ночь в этом месте, когда крики проникают сквозь стены.