Читаем Распутье полностью

– Всё правильно, господа большевики, но я такой договор не подпишу и не уполномочен подписывать. Прошу прощения, господа! Мне очень недосуг. Господин майор, отправьте делегацию назад. До свиданья, господа! – откланялся Гада и ушел в свой вагон.

В Красноярске произошла встреча с полковником Эмерсоном, который обещал переговорить с чехами, он следовал в Москву для переговоров с Советом Народных Комиссаров, чтобы договориться об условиях сдачи в концессию сибирской железнодорожной магистрали. Хвалил Ленина, что он провозгласил концессионную политику. Ведь в России столько неразведанных богатств, что хватит на тысячи лет многим государствам разведывать их и пользоваться ими не в убыток друг другу. С помощью Эмерсона делегация из центросибирцев-большевиков снова прибыла в Мариинск. Гада дал лишь согласие, чтобы делегация могла следовать в Омск для переговоров с главным чехословацким штабом и обратно. Дал в сопровождающие Устина Бережнова, Ромашку, Туранова и несколько своих офицеров.

Устин отметил про себя, что большевики держатся уверенно, смело, будто еще на что-то надеются. Ведь не знали они, что Гада и Чечек, к которому ехали делегаты, крепко связаны с эсеро-меньшевистским правительством, и ни о чем они не договорятся. Заговорил с одним из членов делегации:

– На что вы надеетесь, господа большевики? Ведь у вас нет армии, нет никаких сил. У вас мелкие отряды красногвардейцев, мадьяр, немцев. Все вы будете разбиты. Вот читайте, что делается в России, – сунул газету делегату Устин. – Не желаете? Тогда я прочитаю. Смотрите, произошло восстание в Ярославле, там Советы полностью уничтожены, все завоевания большевиков похерены. Дальше – восстание в Муроме. Вот что пишут муромцы: они обвиняют большевиков в продаже интересов русского народа германскому империализму. Совет Народных Комиссаров подписывает декреты именем народа, но те декреты пишет для них кайзер Вильгельм. Исполняя приказы Мирбаха, вы заставили подняться против вас чехословаков. Ведь Мирбах приказал разоружить шестидесятитысячный корпус чехословаков. Ведь он требовал, чтобы чехи были переданы Австрии, где бы их до единого казнили как предателей монарха. А разве это неправда, что вы, одурачивая народ, цепляясь за власть, сами же опираетесь на штыки немцев, латышей, мадьяр и чехособак-предателей? Вот еще одна газета пишет, что пала Пенза, наши на Волге. Восстали мужики в Тамбове. Восстали эсеры в Москве, сам Дзержинский у них в плену. Мало этого? Так нам идут на помощь американцы, французы, японцы, китайцы, весь мир готов помогать честной политике наших государственных деятелей…

– Простите, господин подъесаул, вы с собой спорите или что-то мне хотели бы доказать?

– Вам, конечно. Чего же мне с собой спорить, себя в чем-то убеждать? Наше дело правое.

– Если бы оно было правое, то зачем бы вам доказывать все это мне? Лживое ваше дело, господин подъесаул. Не отрицаем, что на нашей стороне воюют немцы, мадьяры, чехи и словаки. Воюют те, кому дорога честь и свобода. Вы же – душители свободы, и ваша карта будет бита. Надеюсь, за высказанные мною мнения вы не поставите меня к стенке? Вы просто озверели, убивая наших людей, топите себя и Россию в крови. Это что, насаждение свободы путем насилия или начало насилия?

– Мне можете говорить даже больше, потому что я солдат и без боя еще не убил ни одного красного. В бою, там уж простите, кто кого. Вы сказали, что мы насильники, а вот наши газеты пишут… Читайте, здесь напечатан полностью приказ наркома внутренних дел Петровского.

Делегат выхватил газеты и начал вслух читать, чтобы слышали другие:

– «Убийство Володарского, убийство Урицкого, покушение на убийство и ранение председателя Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина, массовые десятками тысяч расстрелы наших товарищей в Финляндии, на Украине и, наконец, на Дону и в Чехо-Славии постоянные открываемые заговоры в тылу наших армий, открытое признание правых эсеров и прочей контрреволюционной сволочи в этих заговорах, и в то же время чрезвычайно ничтожное количество серьезных репрессий и массовых расстрелов белогвардейцев и буржуазии со стороны Советов показывают, что, несмотря на постоянные слова о массовом терроре против эсеров, белогвардейцев и буржуазии, этого террора на деле нет.

С таким положением должно быть решительно покончено. Расхлябанности и миндальничанию должен быть немедленно положен конец. Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы, из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочный массовый расстрел. Местные Губисполкомы должны проявлять в этом направлении особую инициативу. Отделы управления через милицию и чрезвычайные комиссии должны принять все меры к выяснению и аресту всех скрывающихся под чужими именами и фамилиями лиц, с безусловным расстрелом всех замешанных в белогвардейской работе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза