Распутье

Шевченок пытался было оправдываться, но его оборвали, как мальчишку. Он закусил удила и дал слово поймать Бережнова, исправить свою ошибку, если ее можно было считать ошибкой. Дал слово, но сдержать не может. А Никитин при случае напоминает ему об этом.

В зиму побратимы ушли в сопки. Там мирно охотились. В январское утро на их зимовье набрела неизвестная банда. Нет, чтобы мирно войти в дом, так они стали стрелять по зимовью, повели наступление. А побратимы тоже не дураки, они устроили свое зимовье так, чтобы в любое время можно было выскочить через подполье и тут же оказаться в окопах. В упор ударил пулемет, бандиты покатились по выбеленному снегу. Бросились убегать. Но от зимовья простреливались обе стороны сопок. Так просто не взять. Не ушел ни один.

В зиму приходило несколько человек из банды Кузнецова. Эти были мудрее. Они спокойно прожили несколько дней в зимовье, ушли своей дорогой.

– Кто идет с миром, тот наш, с войной – враг. Исус Христос сказал, что поднявший меч от меча и погибнет, – заключил Устин.

Поохотились хорошо. Вернулись домой. Здесь им рассказали, что приходили Арсё и Пётр Лагутин, чтобы уговорить побратимов прекратить борьбу.

– Я сказал за вас, что никакой борьбы вы не ведёте, никого не убиваете, чего же вам прекращать?

– Пытали нас, куда вы ушли, но мы не сказали. Побратимы могут легко оказаться врагами в такое время, – заключил Алексей Сонин.

– Отчего же?

– Власть штука такая, что каждому может голову вскружить. Арсё, уж как он был прост, а сейчас – власть: наган, форма, важный, строгий, и не говори. В Антоновке трех мужиков арестовал, что против советской власти говорили.

– Это обычное дело, и раньше хватали инакомыслящих, – посмеивался Устин. – Раздавал подарки детям, которые им послал зайка: горсть орехов, черствая корка хлеба, завалящий кусок сахару. – А как Пётр?

– Этот проще. Для него власть – работа. Оно и понятно: чем выше власть, тем мудрее человек. Не каждый, а такой, как Пётр. Этому подходит…

Макар Сонин записал: «И эти двое… Беда нам с ними. Ежели они пойдут к властям, то головы им не сносить – в распыл пустят; не пойти – то нам может быть солоно. Скрутить их, предстать розовенькими перед властью – то взять на свою душу грех неотмолимый, спокойно спать не будешь…»

7

Федор Силов снова в тайге. Лето, чего же дома сидеть. Надо искать руды. Не может быть такого, чтобы за рудами не пошли. Какой-то отряд должен же быть отправлен. Жаль, Анерт в Маньчжурии, пишет книгу о богатствах дальневосточных недр.

Шел и искал самостоятельно. Искал во имя будущего. Придет час – спросят. Шел по становику, навстречу – двое. Охотники или бандиты? Время пантовки. Могли быть те и другие. Поднял винтовку, но тут же опустил. Кстати, винтовка была незаконной, можно было легко схлопотать пять лет тюрьмы. Но таёжники без винтовки – не люди. Присел. Шли Устин и Журавушка. Считаются бандитами, однако никого не убивают, не нападают на мирных людей. Даже комиссаров не трогают. Но…

– Ну, здорово ли живешь, Федор? – бросил Устин.

– Живу, слава богу, плохо. А как вы?

– Мы? Хуже и придумать нельзя, – присел на майские травы Устин, поставив винчестер между ног. – Садись. Ты-то почему живешь плохо? Ну мы – бандиты, а ведь ты – вольный человек.

– Кому нужна моя вольность, если я никому не нужен? Дрались. Убивали. А к чему пришли? Руды никому не нужны оказались, я тоже. А ведь раньше меня на две части разрывали. Что же это получается?

– Ты – большевик, тебе и судить.

– Вот и хочу рассудить. Сейчас НЭП. Не знаешь, что такое? Это значит новая экономическая политика. Снова на коне буржуи. Снова разные прихлебатели грабят страну. Непонятно. Отец создал общество по заготовке леса. Да не повезло ему, надорвался: то ли пуп сорвал, то ли кишки закрутились, и девять ден назад помер. А я в тайгу. Сам тоже не знаю, чего я сюда пришел.

– Может, с нами пойдешь? – усмехнулся Устин.

– Нет. Зачем же! Просто хочу в чем-то разобраться, а голова не добирает. Вот и в твоей жизни хотел бы разобраться. Так ли уж ты виноват? Потянем ниточку о твоего первого крика и до сегодняшнего дня. Ты ведь хороший человек, много добра сделал для люда. А что вышло? Может быть, и со мной такое же случится? А?

– Хватит, Федор, душу надрывать. Как вы там воевали?