Бежит сильный и злой Игренька, полозья кошёвки едва трогают дорогу. Мимо проскакала пара лагутинских жеребцов. В кошеве[52] трое. Вот и прижи́м, здесь дорога рядом с речкой идет. На речке темные разводья. Коваль, уронив голову на грудь, дремал. Здесь можно и расквитаться с Ковалем. Тянет Бережнов маузер из кобуры, но тут же прячет обратно: «Успеется, без Коваля многого не сделаешь. У него связи с центром. Рано еще убивать, сгодится. Всякая мошка, всякая пичуга на земле к месту. Чёрт, а ить я могу запутаться вконец! Гнал прочь Сонина, теперь же Сонину сказал, как спасти Шишканова. А может быть, только начинаю распутываться? Добрее стал – это уже старость. Годков бы десять назад не задумался, убрал Шишканова. Завтра будет шуму… Кому это выгодно, постараются свалить на меня. Ну и ляд с ними. Пошумят да на то же сядут. Пусть ищут виновника сами».
Утром был не только шум, но и переполох: сбежал Шишканов. Кто-то дал противникам пароль. Коваль рвал и метал. Рачкин допрашивал стражу:
– Кто вас сменил?
– А черт его знает, сказали пароль и сменили. Темно.
– Может быть, Бережнов?
– Нет, не он.
– Бережнова не замайте, он бражничал дома вместе с Ковалем.
И следа нет. Утром брызнула пороша и закрыла следы.
Приехал Бережнов, чтобы посмотреть на расстрел большевика. К Бережнову подскочил Рачкин, с подозрительным прищуром гла́за посмотрел на старика, спросил:
– До скольки у вас был Коваль?
– За полуночь прображничали. Ты в чём-то подозреваешь меня, товарищ Рачкин?
– Шишканов бежал.
– А-а-а-а! Прохлопали, значит, птаху? Вот с тебя и спросим. Может быть, меня в подозрение взял? Эх ты, христопродавец! Молчать, пичуга, еще слово, я тебя заместо Шишканова пущу в распыл! Пусть я голосовал против, но выпустил ты Шишканова, чтобы убрать меня, потому как много ты денег из меня вытянул за разную разность, мол, Бережнов выпустил, потому что сам большевик! Шишканов мой и твой враг. А ежели сказать тебе на ухо, то Шишканов – это единственный здесь честный человек, а вы все сволочь на сволочи и сволочью погоняете. Ты – вор, Мартюшев – убийца, Коваль – двоедушник, Хомин – бандит, теперича поразмысли, кто же правит народом? Все вы псы и бродяги. Все куплены и проданы мною. И если я скажу тебе, что вызволил Шишканова, то ты язык прикусишь и слова супротив меня не скажешь. Прочь с моих глаз! – в довершение своих слов дал пинка. Рачкин вылетел из своей клетушки.
Коваль был встревожен. Он-то знал: если выкрали Шишканова, то сто следопытов его не найдут, если того не захочет Бережнов. А он этого явно не хочет. Что же делать? Шишканов может много бед натворить… Прохлопал, надо было сразу приговор привести в исполнение.
Труси́л Игренька… Бережнов, глядя на открывающиеся с перевала дали Улахинской долины, думал: «Зря я пожалел Шишканова. При случае это мне припомнит Коваль. Ну и чёрт с ним. Шишканов погоды не сделает, а один грех будет снят с души. С Ковалем не ссориться. Коваля пригреть. Сделать вид, что ищу Шишканова. Крепить свою дружину. Коли будет у нас анархия, то власть вырвать из рук Коваля труда не много надо. Жить и бороться! Но и Шишканова не убирать. Авось и он пригодится в этой борьбе, в борьбе за власть».
Пуржили мартовские метели, падали последние снега. Посланные Бережновым Красильников и Селёдкин донесли, что обнаружили Шишканова, Арсё, Журавушку и Сонина в верховьях Соболиного ключа. Там они построили целую крепость-зимовье. Голыми руками не взять. Пока возьмёшь ту крепость, то много людей убьют. Стрелки́ всем известные.
– Вы ничего не видели. А то, что видели, даже во сне не вспоминайте. Продадите эту правду Рачкину – это будет для вас последняя продажа. Вняли? Наведёте на след, то заказывайте по себе сорокоуст. Всё. Идите! Вот вам по сотне за сказ.
Забежал в Каменку Сонин, чтобы прикупить здесь патронов для винтовок, просто поговорить с Бережновым. Разговор был краткий:
– Ответствуй, кто ты? – спросил Сонин.
– Кажись, человек. А-а-а, почему Шишканова спас, а тебя чуть не убил? Так тебе ведомо, что я зол и жесток с нашей братией, а мирским – друг и брат. Шишканов нам еще обоим сгодится. Птаха, кажись, будет большая. Смел и мудр. Прошибку сделал? Со всяким бывает, я тоже всю жизнь только и делаю ошибки, но главное впереди.
– Ежли Коваль всерьёз будет у власти, как ты на то смотришь?
– Тогда конец нашей братии. Он своей анархией всех самустит. Жить без наставника, делать, что душа восхочет… Анархия – дело хорошее, сами мы из такешних же, но ковалёвская – не подходит.
– Значит?
– Значит, Коваль нужен как попутчик, а когда дорога приведет к месту, можно и избавиться от лишней поклажи. Красильников и Селедкин нашли вашу крепость. Поостерегись. Я их пужнул, но ты сам знаешь этих иудушек.
– Мы видели их. Хотели убить, но рука не поднялась, подумали, что они шли мимо нас охотой.
– Зря не убили. Убил бы кто, то втридорога бы заплатил за их смерть. Много они бед принесут людям, дай срок. У меня на это есть провидение.
– Убей сам.
– Разве ты сам сможешь убить собаку, которая тебе много доброго сделала? Её сможет убить только сосед.