Распутье

Устин Бережнов не боится, что его могут убить свои же солдаты. Он из их среды. Могли бы давно убить, не спаси Туранов и Ромашка своих и его от той пулемётной очереди. Сейчас не убьют. Он мужицкий офицер, а не белая кость. Но ему понятно, что с ним вошкаться не будут, ежли он подымет голос против мира, погонит в бой. Как и всякий человек, он хочет знать правду. Идёт к Петру, своему побратиму: тот большевик, председатель полкового Совета солдатских депутатов, командир на уровне полковника Ширяева. Без ведома Совета Ширяев не может дать распоряжение или приказ. Дожили, чёрт бы вас побрал, господа советчики! Над командиром ещё одна команда, которую Устин Бережнов назвал «похоронной». Назвал зло, потому что и в его батальоне тоже свой Совет. Не война, а сплошные заседания и споры, где должен обязательно присутствовать командир. Ну потеха!

Лагутин смахнул с табуретки пыль, что сыпалась с подволока блиндажа, бросил:

– Садись.

– С вашего позволения, господин председатель Совета солдатских депутатов, сяду, – в глазах ирония, в глазах злой смех.

– Пытать пришел, мол, почему мы насадили в армии Советы? Спрашивай, отвечу без утайки.

– О Советах и спрашивать не хочу, потому что это глупость небывалая. Ну, Советы в деревнях, волостях, уездах, губерниях, а чтобы в армии – это, братишка мой, можно придумать только задним местом. Надо в бой идти, а тут Советы ещё не проголосовали, идти нам в бой или нет. Ха-ха! Я вот хочу опросить о другом: когда ты стал большевиком? Когда и как?

– По-моему, я им стал уже тогда, когда мы с тобой спасали Шишканова. Просто были честными людьми. Но я ещё не знал, кто такие большевики и за что они воюют против царя и его двора. Война меня окончательно убедила в правоте своих дел и вконец обольшевичила, когда я присмотрелся к маете и солдатской, и народной. Ты же, со своим геройством, что я никак не осуждаю, затем командирством – тоже похвально, – не сумел увидеть того, что я увидел. Ласка царская и генеральская запорошила тебе глаза. Мои же были чисты и широко открыты.

– Хорошо. Добрый ответ, праведный ответ. Но как случилось, что за восемь дней пала царская власть? Об этом я читал телеграмму Милюкова. Власть, которая правила Россией триста лет?

– Хочешь, я тебе отвечу словами Ленина? Не верь, что он немецкий шпион. Ленин писал нам, большевикам: «Чудес на свете не бывает…» Нет, кажется, не так: «…В природе и в истории не бывает, но всякий крутой поворот истории, всякая революция в том числе, дает такое богатство содержания, развертывает такие неожиданно-своеобразные сочетания форм борьбы и соотношения сил борющихся, что для обывательского разума многое должно казаться чудом…» Сейчас нам много приходится читать, учиться, но не всё наизусть запоминается. Да и не надо запоминать, главное – понять, уловить истину. Могу дать почитать. Может быть, чуть просветлятся твои мозги. Одно скажу, что революция, как о том писал Милюков, не свершилась за восемь дней, она началась много раньше. Её начало идет даже дальше, чем со времени Русско-японской войны. Но революция девятьсот пятого года, пусть ее разгромили, дала понять народу, что при сплоченности они могут сделать больше. К новой революции большевики готовили народ не покладая рук. Война ускорила революцию, потому что это не народная война, а грабительская. Словом, ты возьми кое-что и почитай. Может быть, когда и пригодится.

Устин при свете плошки[53] читал «Правду». Ленин писал: «…Это новое правительство уже связано по рукам и ногам империалистическим капиталом, империалистической военной, грабительской политикой…»

Об этом что-то говорил Иван Шибалов, мол, если бы и захотел царь прервать войну, то ему не дадут его советники, или что-то в этом роде.

«…На деле именно это новое правительство уже связано по рукам и ногам империалистским капиталом, империалистской военной, грабительской политикой, уже начало сделки (не спросясь народа!) с династией, уже работает над реставрацией царской монархии, уже приглашает кандидата в новые царьки, Михаила Романова, уже заботится об укреплении его трона… Правительство октябристов и кадетов, Гучковых и Милюковых, не может, – даже если бы оно искренне хотело этого (об искренности Гучкова и Львова могут думать лишь младенцы), – не может дать народу ни мира, ни хлеба, ни свободы…»

– Туранов, ты только послушай, что пишет этот Ленин. Головаст. Помнишь, Шибалов говорил, мол, царь – это король на шахматной доске, которому могут поставить мат не только противники, но и свои пешки. Мат, потому что король – тож пешка, но пешка крупная, окруженная мелкими, и эта мелочь при случае схрумкает короля и не подавится. Значит, то же самое сейчас творится и во Временном правительстве. Головаст Ленин и расчётлив. Всё по полочкам расставил. Может быть, прав побратим, что сила на их стороне. Туранов, ты присягал гучковым и милюковым?

– Так точно, господин штабс-капитан.