Распутье

– Дорога будет нелегкой, – остановил Куланин Силова. – Вы должны передать владивостокским большевикам литературу. Немного набралось, всего три пуда. Довезти надо, Федор, обязательно довезти. Наша литература не доходит до Дальнего Востока.

– Довезу. Кто заподозрит мастерового-солдата? А с другой стороны, человека, командированного Геологическим комитетом к его высокоблагородию Анерту?

– Будь осторожен. До свиданья!

И снова поезд мчал Силова через всю Россию, через весну. На пашнях уже бродили вороны, выискивая червей. Но в деревнях тишина. Они, почерневшие за время войны, затаились и замерли. Глядя на проплывающие за окном деревни, Силов думал о том, что и здесь идет борьба, борьба умов, душ. Люди ищут брода в этой войне, себя ищут. Куда податься, к какому берегу пристать? Большевиков, кому не лень, оговаривают. Оборонческие настроения царят даже в вагонах. И здесь спорят, а случается, что и хватают друг друга за грудки с криком: «Предатель! Бей его! Германцу хочет отдать Россию! Воевать до последнего патрона!» А когда будут расстреляны последние патроны, что делать тогда?

Федор молчит, не ввязывается в политические разговоры. Он солдат, его дело – выполнять приказы. А ещё он солдат революции, ему дан приказ довезти запрещённую литературу, передать привет дальневосточным большевикам от петроградских большевиков. А вагонные разговоры ничего не изменят. И, наверное, в каждом вагоне по десятку шпиков.

Без особых происшествий добрался до Владивостока, получил инструкцию от Анерта и через неделю вышел пароходом в Ольгу, чтобы тут же заняться любимой работой. Соскучился по тайге – не обсказать!

В мае 1917 года во Владивостоке состоялся первый краевой съезд Советов. Газеты широко оповещали о работе съезда. Одно смущало, что на съезде было 103 делегата от разных партий и земств, а большевиков набралось всего двенадцать человек, казалось бы, капля в море. И всё же большевики Приморья не пасовали, они выдвинули на съезде свою резолюцию: «Пора кончать с преступной войной, которую затеяли царь и его приближённые. Народ устал, солдат устал, вся Россия устала. Разруха, голод, фронт рушится…» Большинство, которое составляли эсеры, приняло решение за продолжение войны. Большевики биты, должны отступить. Но, ободренные апрельской конференцией, первой легальной конференцией большевистской партии, состоявшейся в последних числах апреля в Петрограде, литературой, что привез Силов, получив второе дыхание, они дрались. С помощью рабочих и солдат Владивостока, доказав, что Комитет общественной безопасности сугубо буржуазный, добились его роспуска. Проводили неустанную работу, чтобы оторвать рабочих, солдат, крестьян от эсеров и меньшевиков, создавали профсоюзы на флоте, на заводах. Борьба между большевиками и меньшевиками по возвращению большевиков из ссылок, из заграницы обострялась. Большевики пополняли свои ряды за счет сознательных рабочих. Владивостокский Совет разоружил полицию, заменил ее милицией. То же происходило и в крае. Но не везде. Газета «Красное знамя», став боевым органом большевиков, неустанно разъясняла лживость буржуазии, двоедушие меньшевиков и эсеров. Авторитет большевиков и Советов рос, росла и сознательность рабочих и крестьян. Но до победы было еще далеко.

14

В половине мая Федор Силов был дома. Отец – это даже чуть удивило Федора – расцеловал сына, огладил большую бороду, приказал гоношить стол. Выпили по жбану медовухи, Андрей Андреевич поделился задумками:

– Ну вот, царя нетути, есть новая советская власть, а всё осталось по-старому. Зря ты пугал меня страхами. Демократия – это даже хорошо, мы тут с Анертом замыслили открывать свой рудник, деньги его, мои, Ванина – и дело пойдет.

– Тятя, не торопись. Придут к власти наши, отберут ваш рудник и вас прогонят. Большевики набирают силу.

– Ха-ха! Большевики?! Да их у нас раз-два и обчёлся. Ты да Иван Масленников, учитель из Ольги. Не смеши людей, сын.

Фёдор, теперь уже с твердых позиций, долго и кропотливо вдалбливал отцу программу большевиков, положение в стране, на фронте. Чего хотят и чего добьются большевики. Повторил сказанное еще год назад. Андрей Андреевич поскреб в бороде, хмуро сказал:

– Чёрт знает что! С такими замашками вас надо бояться. Дурни наши правители. Слетят, все слетят в яму. Кончили бы войну, отобрали бы землю у помещиков, дали бы роздых мужику, рабочему восемь часов работы, подчистили бы армию, пообрезали бы разные партии, и тогда бы вы ничегошеньки не сделали. А так вы многое сделаете. От слабоумья сгинут временщики. У вас зацепок много. М-да.

– Ну, что решил? Бороться против сына или?..

– Обождать. Богачом сделаться трудно, бедняком стать легче легчего, можно в один день. Я тут многое передумал. Чтобы ни случилось, буду с народом. Для Силовых Россия была и останется родной землей. Ежли народ пойдёт за вами, я тоже пойду. Не след мне стоять в стороне. Но ежли народ пойдет супротив вас, то не обессудь.

– Но России две: одна сирая, другая белая.

– Не пытай. Сказал, так и будет.

– Пойдешь с нами, а будешь думать о нас плохо?