Распутье

Устин встал лицом к могилке. Оттуда пахло глиной, прелой землей и сыростью. Ахнул за спиной залп, тягучий, раскатистый. Устин круто обернулся. Жив! Увидел, как конвойные, умирая, катались по траве, орошая ее липкой кровью.

Подбежал Туранов. Из леска коноводы гнали коней.

– Туранов, ты почему здесь? Кто тебе разрешил оставить позиции? Бога мать! – не все осмыслив, закричал Бережнов.

– Так надо. А позиции мне разрешила оставить совесть. Падай на своего Коршуна, Ширяев его уже себе присмотрел, и будем уходить.

– Но ведь это дезертирство?

– Хватит тебе пустое говорить. Пади и бежим, – торопил Туранов Устина.

И заметалась по балкам и оврагам преданная Устину рота. Та рота, которая не пошла брататься с германцами, видя в этом предательство России, уходила всё дальше и дальше на север, пробивалась через Пинские болота, шла на Могилев, Витебск, чтобы через эти города пробраться к столице.

– А там мы посмотрим и решим, что и как. Нет, так зайдём к нашему дружку Керенскому. – Устин встал в позу, сунул руку за отворот френча, как это делал Керенский, он однажды выступал перед их дивизией, рисуясь, прокричал: «…До победы! Россия станет страной великих преобразований, великих взлетов, как только мы победим германцев и начнем строить Великую Россию! Станет, обязательно станет».

– Красиво он говорит, якри его. Послушаешь – и плакать хочется. Бабы от его речей должны визжать, – похохатывал Туранов. – Ну, придём мы к Керенскому, и о чем будем говорить?

– Ни о чем. Пущу я ему пулю в живот, чтобы подольше покорчился, вторую – в морду, потом всю его свору в распыл. Вот и всё.

– Зачем же такое?

– А чёрт его знает, зачем. Просто чешутся руки пристрелить эту тварь, и баста. Хотя бы за то, что он послал меня на расстрел.

– Может, царя будем ставить?

– Нет, други мои, нас всего двадцать, а против царя миллионы. Это же не рота, а ее огрызок. Но и такой огрызок может натворить бед, если что. Убрать Керенского, и хватит с нас. А кто не хочет терять свои головы ради этой свиньи визгучей, тот может оставить меня, но Керенского я убью! Убью, и баста!

– Ладно, не гони. До Питера еще далеко. А потом, мы все с нашей тайги Уссурийской. Как тебя бросить? Как быть без тебя? Пока дойдем до Питера, может, и твои думки станут другими.

22 августа бережновцы были взяты конниками Корнилова. Генерал сурово посмотрел на замызганных кавалеристов, спросил:

– Чьи и откуда?

– Георгиевские кавалеры! Ушли из обольшевиченной дивизии генерала Хахангдокова. Идем на Питер, чтобы сбросить власть большевиков.

Генерал Корнилов чуть заметно улыбнулся. Он-то знал, что там за власть и какие сидят у власти большевики.

– Похвально. Генерала Хахангдокова знаю лично. Не похоже на него, что он стал большевиком. Но все может быть. Его «дикая дивизия» снискала добрую славу, орудуя за линией фронта. Хорошо, поручик, направьте гвардейцев в полк полковника Иванова. – Генерал нахмурился. – А кто может подтвердить, что вы не дезертиры? – в упор посмотрел на Устина осоловелыми глазами Корнилов. – Что эти кресты не сняты вами с убитых солдат?

– Если это степной полковник Иванов, то мы с ним лично знакомы. Участвовали в нескольких боях за линией фронта, – ответил Бережнов.

– Да, это он. Поручик, пригласите полковника. Если он не опознает вас, то буду вынужден расстрелять как дезертиров. Вы согласны? – снова пристально посмотрел на кавалеров подозрительный генерал.

– Так точно, согласны! – гаркнули кавалеры.

Устин вспомнил, как однажды три батальона полковника Иванова навалились на братающихся и порубили своих и чужих. Да, эти головорезы будут куда страшнее головорезов генерала Хахангдокова.

В блиндаж генерала вошел полковник Иванов. Резкий в движениях, с пристальным взглядом, метнул глазами на оборванных кавалеристов. Затем отдельно на Устина и, не обращая внимания на генерала, закричал:

– Прапорщик Бережнов! Вот так встреча! Какими судьбами? А ты не большевик? Нет, нет. Герой дивизии, гроза германцев не может быть большевиком. Мужик, а воюет за генерала. Господин генерал, этот герой однажды спас меня в бою. С вашего позволения, я беру этих гвардейцев в свой полк.

– Берите. Прощайте, господа георгиевские кавалеры, за вас поручился боевой полковник.

– Слушай, Бережнов, у меня в полку полный развал с командирами, не примешь ли ты один из каввзводов?

– Как прикажете.

– Почему ушел от Ширяева, Хахангдокова?

– Надоело мне воевать за этого полудурка Керенского. А когда я выступил против него, то меня приказали расстрелять.

– И это позволил генерал Хахангдоков?

– Может быть, он бы и не позволил, но на этом настоял комиссар Керенского, – не вдаваясь в подробности ответил Бережнов.

– Молодец! Рванём на Питер и сметем эту свору: и Керенского, и большевиков. Чин?

– Штабс-капитан, Туранов – прапор. Ромашка – вахмистр.

– Прекрасно. Пока взвод, а потом посмотрим.

Так Устин Бережнов оказался в полку Иванова.

20